Категорический императив определяет цели поступков, абстрагируясь от всего, что не является продуктом деятельности разума. Разумная деятельность сама ставит себе цели. Автономное существо в одно и то же время является и деятелем, и вместилищем всех ценностей, существуя, по определению Канта, как «цель сама по себе». Если мы вообще имеем ценности, мы должны ценить (уважать) существование и деятельность разумных существ. Но здесь автономия сама определяет собственные границы. Нашу свободу ограничивает необходимость уважать свободу других: как иначе наша свобода может устанавливать всеобщие
законы? Это означает, что мы можем использовать другого, только беря в расчет его автономию; мы не должны использовать его как средство для достижения своей цели. Это подводит нас ко второй главной формулировке категорического императива, которая гласит: «Поступай так, чтобы ты всегда относился к человечеству и в своем лице, и в лице всякого другого так же, как к цели, и никогда не относился бы к нему только как к средству» (т. 4, с. 205). «Человечество» здесь охватывает все разумные существа, и различие между теми, к кому можно и к тому нельзя относиться как к средству, совпадает с различием между вещью и человеком. На этом различии основана концепция «прав». Задавая вопрос, обладает ли правами животное, ребенок или неодушевленный предмет, мы спрашиваем, применили к нему категорический императив в этой его второй и более сильной формулировке. Нельзя относиться к разумным существам как к средствам, через которые действуют внешние силы: поступать так — значит отрицать их автономию и лишать их своего уважения, Стремясь к моральному закону, мы всегда сверяемся с суверенитетом разума. Так что, хотя форма моего закона всеобща (первый императив), его содержание выводится из отношения к разумным существам как к целям самим по себе (второй императив). Моральный закон, следовательно, мыслится как часть универсального законодательства, касающегося всех разумных существ. И это подводит нас к «идее воли каждого разумного существа как воли, устанавливающей всеобщие законы» (т. 4, с. 208). В свою очередь эта идея ведет к следующей, а именно к идее о «царстве целей», в котором всеобщие законы, которые мы сами устанавливаем в процессе автономной деятельности, становятся законом природы. «…Каждое разумное существо должно поступать так, как если бы оно благодаря своим максимам всегда было законодательствующим членом во всеобщем царстве целей» (т. 4, с. 216). Этот третий императив предполагает, что все спекулятивные размышления о целях приводят к мысли о существовании идеального мира, в котором все так, как должно быть, а должно быть так, как есть. В таком мире ничто не вступает в конфликт с разумом, а разумные существа выступают творцами тех самых законов, которым подчиняются.
Моральное чувство
Кант верил, что различные формулировки категорического императива могут быть выведены единственно из отражения идеи автономии и что ее одной достаточно, чтобы разумные существа следовали категорическим императивам. Он также считал, что они служат основой любых знаний о морали, подобно тому, как синтетические априорные принципы служат основой всех научных знаний о мире. Единственное достоинство кантовской этической системы состоит в том, что она упорядочивает интуитивные представления о морали. Эти представления присущи не какому-то отдельному человеку, а (как думал Кант и многие его последователи) всем людям вообще. На него произвели большое впечатление утверждения третьего лорда Шефтсбери (1671–1713) и его учеников, так называемых британских моралистов, о том, что определенные фундаментальные нравственные принципы не являются следствием чьих-то предпочтений, но приняты всеми без исключения разумными существами, поскольку заложены в самой человеческой душе. Однако он желает освободить их от изучения «скудных подношений суровой природы» (т. 4, с. 162). Поэтому для Канта такое большое значение имело то, что его теория предлагает аксиомы нравственной интуиции. «Мы только показали, раскрыв общепринятое понятие нравственности, что автономия воли неизбежно ему присуща, вернее, лежит в его основе» (т. 4, с. 224). Эта своеобразная инструкция позволяет перечислить некоторые общие представления о нравственности, которые кантовская теория наполняет содержанием.