– Нет. – Мистер Беллигейл улыбнулся одной стороной рта, отчего Герти ощутил противнейший зуд, точно сидел не на обтянутом кожей кресле, а на термитнике, полном голодных и злых насекомых. – Они и в самом деле сгорают. Кто за пару лет – те, говорят, легко отделались. Некоторые горят гораздо дольше. Десять лет, двадцать…
– Слышал я об одном угольщике, который дожил до пятидесяти. – Муан почесал пятерней свой подковообразный подбородок. – Говорят, он был похож на тлеющее бревно, которое вытащили из костра. Где он шел, оставалась дорожка из пепла. А если ступал на палас или ковер, то сразу можно было выкидывать. Даже на половицах подпалины оставлял, вот как…
– Домыслы, – возразил второй заместитель равнодушно. – К тому моменту он давно был бы мертв. Тело сдалось бы гораздо раньше. Поражение внутренних органов, отказ почек, болевой шок, наконец…
– Они… горят? – Герти порадовался тому, что не видит в зеркале локомобиля собственного лица. В эту минуту, должно быть, на нем застыло довольно глупое выражение.
– Не так, как чучела на пятое ноября[52]
. Скорее тлеют. В любом случае зрелище не из приятных. Уверяю, увидев вблизи угольщика, вы еще нескоро закажете себе бифштекс!Герти ощутил легкую дурноту, хотя его желудок уже несколько часов был пуст. Едкая отрыжка невыносимо отдавала жасмином.
– Как это возможно?
– Это сродни спонтанному самовозгоранию, полковник. Сложный химический процесс, окисление в жировых тканях. В человеке ведь немало жира, полковник. Меньше, чем в свече, но все же. Этот жир становится пищей для огня. Ну а сам человек исполняет роль своеобразного фитиля.
– Сгорание заживо? – недоверчиво спросил Герти.
– Растянутое на годы. Впрочем, тут уж кому как повезет. Говорят, зависит от конституции и обмена веществ. Некоторые сгорают как порох, в считаные месяцы. Это везунчики. Другие могут годами тлеть.
– Но ведь это… ужасно! Это…
– Должно быть. – Острые плечи мистера Беллигейла приподнялись на дюйм и опустились. – Может, потому из десяти угольщиков девять имеют обыкновение сводить счеты с жизнью, не дожидаясь, когда болезнь примется за них всерьез. Это ведь чудовищная пытка – кормить своим телом пирующий внутри огонь. Стократ более мучительная, чем муки сжигаемой ведьмы. Та, по крайней мере, мучится лишь несколько минут…
– И нет никаких лекарств от этой ужасной болезни?
– Этот огонь нельзя потушить. Хотя некоторое время медицина и пыталась совладать с болезнью угольщиков. Внутривенные впрыскивания, специаль-ные мази для изоляции очагов возгорания, асбестовые повязки, морские купания… Все тщетно. Если этот огонь селится внутри тебя, то уже не оставит, пока не превратит в кучу золы.
– Незавидная участь, – пробормотал Герти. – Страшная…
– Вся их жизнь – одна нескончаемая мука. Чтобы облегчить боль, угольщики пытаются глушить ее всем, что только удается раздобыть. Морфий, опиум, рыба… Но все это дает им лишь небольшую передышку.
В горьком выхлопе локомобиля Герти почудился смрад горелого мяса. Столь явственный, что он едва поборол позыв перегнуться через борт, как поступают мучимые морской болезнью пассажиры корабля.
– Несчастные бедняги, – только и выдавил он.
Мистер Беллигейл неодобрительно покосился на него.
– Лучше воздержитесь от того, чтобы выказывать им сочувствие, полковник. По крайней мере, в обществе.
– Это еще почему? Или здесь предосудительно сочувствовать несчастным, заживо пожираемым адским пламенем?..
Локомобиль мягко остановился на перекрестке, пропуская следующих через дорогу пешеходов. Среди них выделялся долговязый и похожий на торшер автоматон с бессмысленно-дружелюбным выражением лица, деловито несущий ящик вина. У самого тротуара он споткнулся и выронил свою ношу. Жалобно зазвенело битое стекло, по брусчатке разлились маслянистые винные лужи. Нимало не смутившись, автоматон подобрал ящик, заботливо протер его металлической ладонью и пошел по своим делам, не обращая внимания на хрустящее под ногами стекло. Видимо, он полагал бутылки несущественным дополнением к главной своей ноше.
– Скажем так, у нелюбви к угольщикам есть три причины. Первая…
– От них плохо пахнет?
– От них пахнет как от куска пережаренной баранины, – пробормотал мистер Беллигейл. – Проблема не в этом. Во-первых, все угольщики безумны. Примите это как данность, чтобы не допускать ошибок при общении с ними. Вообразите себе страдания человека, которого годами сжигают заживо. Чудовищный огонь, пирующий внутри, пожирает не только мясо и жир. Он становится источником страшной боли, которая медленно сжигает рассудок, испепеляя все, кроме первозданных рефлексов и самых животных мыслей. К тому же, как я уже сказал, многие из них пытаются снять боль, используя рыбу или те средства, которые только могут отыскать. Может, это помогает им облегчить страдания, но уж точно не способствует ясности мышления. Они безумцы и ведут себя как безумцы.
– Понял, – кивнул Герти. – Что еще?