Канцлер

— Никто не арестует! Мой конь скачет так быстро, что его не заметит ни один полицейский. Всё равно вам нужно отсюда уезжать. А нет другого такого коня, Скачите один. Я поеду за вами в коляске. Я богатая и найду коляску, паспорт, спутников. Я всё могу!

— Но почему мне надо скакать на вашем сказочном коне?

— Мы сейчас отсюда уйдём. Вас будут отговаривать от дуэли с графом Гербертом! Или немцы убьют вас, если вы не откажетесь драться с ним.

— Ах, да! Дуэль! Я и забыл про неё. Ведь я действительно послал вызов графу Герберту.

— Послали. И вы убьете его?

— Пусть уж лучше я его убью, чем он меня.

Наталия внезапно обняла его и припала к губам Ахончева:

— Вот вам награда.

— Что вы сделали?

— Я вас поцеловала. Теперь вы мой жених, — сказала она торжественно.

— Я вам говорил: у меня есть невеста.

— Теперь я имею право её убить. Пусть она не отнимает моего жениха, который бьётся за меня. Ведь я вам нравлюсь? Разве я плоха?

— Вы не плохи. Но, по нашим понятиям, невеста, которая лазает по крышам и крадёт коней…

— Я никогда не лазила по крышам и никогда не крала коней. Это из-за любви к вам. За это меня надо уважать. И неужели у русских такие глупые понятия о девушках и их подвигах?

— Вы удивительно убедительно говорите. И знаете… У вас есть что-то такое в глазах… Но у меня невеста! Что я ей скажу?

— Вы любите другую. Она утопится или уйдёт в монастырь. А если вы мне скажете, что любите её, то я утоплюсь или уйду в монастырь.

— Нина Юлиановна не утопится и не уйдёт в монастырь, но мне чертовски стыдно.

— Идёмте. А то меня поймают. Там шныряют полицейские. Они видели, как я ползла по коридору. Один меня хотел схватить, но я его ударила тупым концом кинжала.

— Дорогая! Вы меня любите?

— Да.

— Дорогая. Дайте слово, что отныне вы никого не будете тыкать тупым концом кинжала, бить поленом или гирей по голове, и тому подобное.

— Даю. Вы мой повелитель. Но вы меня любите?

— Видите ли…

— Я убью себя, если вы скажете, что любите другую!

Она протянула Ахончеву кинжал:

— Говорите.

— Фу-у… Да. Я вас люблю, — выдохнул Ахончев.

Наталия поцеловала его и быстро добавила:

— Больше я вас до свадьбы целовать не буду, Это неприлично. Идёмте. Вам надо скакать.

— Куда скакать?

— Иначе вас здесь убьют.

— Как меня могут убить, когда сюда сейчас придут мой брат и жена моего отца. Все по делу о наследстве.

— Не верьте немцам. Они хитрые. Они — подлецы. Идёмте.

— Дорогая, я не могу бежать. Здесь мой брат, мачеха… их могут убить, я их должен защищать, не правда ли? Я должен остаться.

— Да, вы правы. Вы должны остаться. Но вот вам на всякий случай кинжал.

— Зачем мне кинжал? Оставьте его у себя.

— У меня есть ещё два. — Наталия снова поцеловала капитан-лейтенанта и спохватилась. — Ах, как неприлично! Я и забыла. Защищайтесь. Если вам будет туго, крикните, я приду.

Когда она ушла, Ахончев подумал: «Неужели я на ней женюсь? Это — моя жена? Да это всё равно, что жениться на лесном пожаре! Но, с другой стороны, ни одна девушка не вызывала во мне такого волнения… Но ведь долг — Нина Юлиановна…»

Размышления прервал дежурный чиновник:

— Не появлялась ли здесь девушка в зелёном бурнусе?

— Нет. Я видел в окно, как она только что прошла по саду к воротам канцелярии и вышла в ворота.

— Уже проскользнула в ворота? — Он поспешно выбежал и в дверях комнаты столкнулся с мачехой Ахончева, Ириной Ивановной. Она обратилась к капитан-лейтенанту от самого порога:

— Аполлоний Андреевич. Я удивлена. Неужели вы решились? Поверили, что я похитила векселя… вексельную книгу… пожаловались немцам?

— Значит, это всё… наследство? Уверяю вас, Ирина Ивановна, я не жаловался. Да и мой брат тоже. Мы не знаем, откуда возникла эта история. Мы хотели полюбовно…

— Если б вы знали, как вы меня сейчас обрадовали!

— Мне тоже это очень приятно. Мне лично ничего не нужно. Верните брату эти векселя, и бог с ними.

Ахончева произнесла смущённо:

— Я верну. Хотя… я не могу их вернуть! Я не могу, поймите вы, Аполлоний Андреевич!

— Почему вы смотрите так растерянно, Ирина Ивановна? Уважаемая Ирина Ивановна! Вам достаточно оставлено по духовному завещанию отца, верните брату векселя!

— Да… — и тут же поправилась, — не могу. Они мне нужны.

Ахончев сказал тихо:

— Пока не пришёл брат, Ирина Ивановна! У меня есть свободные деньги, я дам вам взаймы… я понимаю, жизнь за границей, расходы. Возьмите у меня денег, Ирина Ивановна, ради памяти моего отца.

— Ради памяти вашего отца векселя останутся у меня.

— Почему? Расскажите мне. Я всё пойму.

— Да! Чувствую, что и должна рассказать вам после того, как поняла, какой вы человек. Но я не могу. Мне нужны векселя.

— Зачем? У вас долг?

— Да, пожалуй, это можно назвать и долгом.

— Поставщики?

— Можно их так называть.

— Модные?

— Модные?

— Портнихи? Ювелиры? Меха?..

— Нет, нет! И не портнихи, и не квартира, и не обстановка, и не… Я к вам очень хорошо отношусь, но нельзя, нельзя, хотя мне и надо бы всё вам сказать. Родители должны быть чисты перед детьми, да, да… Иначе вы не поймёте, как я вас люблю родительской любовью…

— Ума не приложу, что это такое!