Читаем Канун полностью

Вообще все пока „мирно виситъ въ шкафу“. Я чувствую себя, какъ въ приготовительномъ класс. Съ Ножанскимъ у насъ происходить какая-то игра. Онъ, видимо, притаился и присматривается ко мн: кажется, ему начинаетъ открываться, что я далеко не таковъ, какимъ онъ представлялъ меня. Кажется, онъ думалъ, что я поступлю прямо подъ его руководство и буду справляться у него о каждомъ предстоящемъ шаг. Но я ршительно ни о чемъ не справляюсь, я обхожусь безъ его помощи. Я самостоятельно роюсь въ томъ ворох матеріаловъ, изъ которыхъ мн предстоитъ создать что-то новое, и по отношенію къ нему я тоже „притаился“.

Мы съ нимъ теперь очень рдко видимся.

Я нарочно избгаю его, такъ какъ при свиданіяхъ пришлось бы непремнно высказываться по вопросамъ, которые и для меня еще недостаточно ясны и излагать несозрвшія и не выношенныя мысли.

А мысли у меня самого разрушительнаго свойства. Департаментъ я нашелъ по вншности въ порядк, но съ моей точки зрнія въ ужасномъ вид. И какъ только я пріобрту полную компетентность, тотчасъ придется производить разгромъ.

Вотъ когда начнутъ проявляться мои враги. Теперь они, подобно фотографическимъ пластинкамъ, лежатъ еще въ камер-обскур. Но въ самомъ скоромъ времени на пластинкахъ начнутъ проявляться изображенія.

Въ виду всего этого, скажи Корещенскому, чтобы онъ уже укладывался и чтобы чемоданъ его всегда былъ на готов. Да и сама будь ко всему готова».

Лизавета Александровна, дйствительно, удивлялась очень многому изъ того, что происходило на ея глазахъ.

Въ гостинниц она была совершенно отдльно отъ брата. Ея номеръ былъ даже въ другомъ корридор. Это, правда, вышло случайно: въ тотъ день, когда они пріхали, не было рядомъ свободнаго номера. Но потомъ это такъ уже и осталось и даже оказалось удобнымъ. Въ особенности посл того, какъ Левъ Александровичъ вступилъ въ должность къ нему постоянно являлись служащіе съ кипами бумагъ и проводили у него по нсколько часовъ.

И съ первыхъ же дней ихъ пребыванія въ Петербург обстоятельства какъ-то такъ сложились, что Елизавет Александровн пришлось совершенно отдлитъ себя отъ брата. Онъ, правда, предложилъ ей познакомиться съ Ножанскими, куда онъ самъ въ первые дни здилъ и утромъ и вечеромъ, но она отказалась.

Она считала, что подобная торопливость въ знакомств можетъ только обременить Льва Александровича и даже повредить ему. И она съ первыхъ же дней завела обыкновеніе завтракать и обдать одна.

Въ ресторанъ она, конечно, не спускалась, ей сервировали въ номер. Она отъ этого нисколько не скучала. Она больше всего на свт любила свое собственное общество.

Брата она видла рдко, случалось даже, что не каждый день. Сперва онъ не бывалъ дома, а въ послднее время у него всегда кто-нибудь сидлъ. И въ это время въ номер у него происходили усиленныя занятія длами, такъ что она даже не позволяла себ входить туда.

Изрдка они обдали вмст въ ресторан и въ этихъ случаяхъ Левъ Александровичъ всегда торопился. Лизавета Александровна знала его манеру работать, въ особенности, когда онъ занимался какимъ-нибудь новымъ дломъ. Уже тогда отъ него нельзя было спрашивать любезности и вниманія. Онъ весь отдавался длу. Она знала это и прощала ему.

Въ незнакомомъ город оставаться всегда совершенно одной ей было немного тяжело, но она уже давно привыкла смотрть на свою жизнь, какъ на подвигъ ради великаго брата.

Къ тому же она, по своему, даромъ не теряла времени. У нея въ номер лежало нсколько справочныхъ книгъ, по которымъ она тщательно изучала Петербургъ. Она была здсь въ первый разъ.

Это было въ высшей степени основательное изученіе, — по плану, по участкамъ, по улицамъ и каналамъ, какъ урокъ географіи.

Отъ времени до времени она укрпляла свои новыя познанія «практическими занятіями», какъ она сама въ шутку называла это!

Когда она знала, что Левъ Александровичъ будетъ сидть дома, она одвалась, выходила изъ отеля, садилась въ экипажъ, который всегда былъ къ ихъ услугамъ, и хала въ ту часть города, которая въ данное время была предметомъ ея изученія.

Иногда она ходила пшкомъ, заходила въ соборы, посщала всевозможные спеціальные музеи, побывала на рынкахъ, словомъ — относилась къ длу съ той серьезностью и основательностью, какія были ей свойственны.

Но въ голов ея постоянно стоялъ вопросъ о квартир. Жизнь въ гостинниц была ей непріятна. Она привыкла жить въ своемъ дом, и здсь все шокировало ее и на каждомъ шагу раздражало.

Она, разумется, сносила все это съ гордымъ терпніемъ, но никакъ не могла понять, почему такъ долго имъ надо жить въ гостинниц и однажды, когда они обдали вмст, она спросила объ этомъ Льва Александровича.

— Почему, Левъ, мы не ищемъ квартиру? неужели мы вчно будемъ жить въ гостинниц? Я не думаю, чтобы и теб было это пріятно.

— Мы будемъ жить въ казенной квартир, - отвтилъ Левъ Александровичъ. — Намъ отводятъ прекрасную квартиру.

— Въ такомъ случа это тмъ боле странно… есть казенная квартира, а мы живемъ въ гостинниц.

— Но, Лиза, сперва надо устроиться, — сказалъ Левъ Александровичъ.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Великий перелом
Великий перелом

Наш современник, попавший после смерти в тело Михаила Фрунзе, продолжает крутится в 1920-х годах. Пытаясь выжить, удержать власть и, что намного важнее, развернуть Союз на новый, куда более гармоничный и сбалансированный путь.Но не все так просто.Врагов много. И многим из них он – как кость в горле. Причем врагов не только внешних, но и внутренних. Ведь в годы революции с общественного дна поднялось очень много всяких «осадков» и «подонков». И наркому придется с ними столкнуться.Справится ли он? Выживет ли? Сумеет ли переломить крайне губительные тренды Союза? Губительные прежде всего для самих себя. Как, впрочем, и обычно. Ибо, как гласит древняя мудрость, настоящий твой противник всегда скрывается в зеркале…

Гарри Норман Тертлдав , Гарри Тертлдав , Дмитрий Шидловский , Михаил Алексеевич Ланцов

Фантастика / Боевая фантастика / Военная проза / Проза / Альтернативная история