Читаем Канун полностью

Но это не помшало ему на другой день встать своевременно и посвятитъ время визитамъ. Онъ поступилъ такъ, какъ ршилъ. Изъ всего списка, даннаго ему Ножанскимъ, постилъ только четверыхъ.

Его, конечно, знали всюду и встрчали, какъ человка исключительнаго, и внимательно всматривались въ его лицо. И оттого ли, что онъ явился со стороны, безъ обычнаго прохожденія всхъ ступеней служебной лстницы, или такъ дйствовалъ его фракъ, на мст котораго долженъ былъ красоваться присвоенный его должности мундиръ, но говорили съ нимъ въ высшей степени сдержанно и осторожно.

На слдующій день было назначено вступленіе Льва Александровича въ должность. Ножанскій сидлъ у себя дома, чмъ-то занимался за письменнымъ столомъ, но былъ очень невнимателенъ.

Почему-то онъ все прислушивался, не раздается-ли въ передней звонокъ и не идутъ-ли къ нему докладывать о приход гостя.

Было около часа и ему пора было итти завтракать. Безъ сомннія, онъ не могъ ждать къ себ Льва Александровича въ то время, когда онъ вступалъ въ должность. Онъ ждалъ кого-то другого. И вотъ торопливо вошелъ къ нему лакей.

— Ну, что тамъ? — спросилъ едоръ Власьевичъ.

— Степанъ Михайловичъ… Желаютъ на минуту…

— Ахъ, проси, проси…

Лакей исчезъ, а едоръ Власъевичъ быстро поднялся и выжидательно смотрлъ на дверь. Вошелъ Степанъ Михайловичъ. Ножанскій бросился къ нему.

— Ну-те, ну-те, разсказывайте. Ужасно меня это интересуетъ, — воскликнулъ Ножанскій, подошелъ къ нему и усадилъ его въ кресло.

Степанъ Михайловичъ Калякинъ по виду былъ человкъ незамтный — небольшого роста, худенькій, съ чрезвычайно рдкими волосами на голов, хотя еще не лысый, съ очень мелкими чертами лица. Но глаза его, небольшіе, быстрые, были очень умны.

На видъ ему было лтъ нсколько больше тридцати, а одтъ онъ былъ въ мундиръ того самого вдомства, къ которому принадлежалъ едоръ Власьевичъ. Служебное положеніе у него было странное: чиновникъ особыхъ порученій, это, конечно, довольно опредленно, но обыкновенно такіе чиновники бываютъ пріурочены къ какому-нибудь пункту. Калякинъ же оказывалъ услуги всему министерству и былъ своимъ человкомъ во всхъ департаментахъ.

Ножанскій еще при самомъ переход Калякина изъ училища правовднія на службу, отмтивъ его, какъ человка способнаго, умнаго, приблизилъ къ себ.

На этотъ разъ онъ не только догадывался, что Калякинъ придетъ къ нему, но даже ждалъ его.

Дло было очень просто. Наканун Калякинъ былъ въ министерств, было упомянуто о завтрашнемъ вступленіи Балтова въ должность. едоръ Власьевичъ высказалъ, что его ужасно интересуетъ, какъ это выйдетъ, и Калякинъ сейчасъ же предложилъ свои услуги бытъ тамъ и немедленно свои впечатлнія привезти ему.

— Ну-те, ну-те, говорите же! — нетерпливо восклицалъ Ножанскій.

— Интересно, очень интересно, ваше высокопревосходительство, — сказалъ Калякинъ своимъ чистенькимъ, яснымъ, но слабымъ голосомъ, и его тонкія губы сложились въ умную и чуть-чуть ядовитую усмшку. — Во-первыхъ, его превосходительство, господинъ директоръ департамента, изволилъ явиться не въ мундир, а въ сюртук.

— Что вы? Да неужели?

— Такъ точно, ваше высокопревосходительство, — полукомически подтвердилъ Калякинъ. — Тогда какъ весь департаментъ былъ бронированъ мундирами.

— Такъ это значитъ, что ему не успли сдлать… Его подвелъ портной… Но позвольте, однако… Вдь онъ вчера длалъ визиты. Не длалъ же онъ ихъ во фрак?

— Именно длалъ ихъ во фрак…

— Откуда вы знаете, Калякинъ?

— Какъ откуда? Вдь я же хорошо знакомъ съ Полтузовыми. Вчера обдалъ у нихъ. А у Полтузова, Андрея Алексевича, онъ былъ. Ну, и вотъ Андрей Алексевичъ за обдомъ разсказывалъ, что Балтовъ былъ у него во фрак. Это ново. Онъ начинаетъ крупной реформой… Одинъ мой пріятель уже сказалъ, что, если чиновники начнутъ ходить во фракахъ, то не будетъ никакой разницы между чиновникомъ и адвокатомъ, а этого никакъ невозможно допуститъ.

— Ну, къ длу, къ длу…

— Да дла-то никакого не было…

— Представленіе было?

— Да, онъ представлялся.

— Онъ? Вы хотите сказать: ему представлялись?

— Нтъ, именно онъ. Чиновники департамента собрались въ большой пріемной комнат… Стало извстно, что пріхалъ… Иванъ Александровичъ, вице-директоръ, былъ уже внизу, въ полномъ вооруженіи, — при звзд, при лент, при орденахъ, и вдругъ его глубокое смущеніе: передъ нимъ партикулярный господинъ въ сюртук. Онъ даже подумалъ, не ошибка ли и въ первую минуту не зналъ, какъ обращаться; но Балтовъ, должно-быть, чутко угадалъ его, сейчасъ же протянулъ ему руку и они познакомились. Поднялись наверхъ. Блестящая плеяда чиновниковъ въ мундирахъ онмла и оглохла, когда увидла своего директора въ сюртук. Знаете, ваше высокопревосходительство, человкъ въ сюртук среди мундировъ производитъ впечатлніе оголеннаго, какъ будто бы его только что на улиц ограбили неизвстные злоумышленники. И вдругъ увидть оголеннаго директора!

— Вы не уклоняйтесь, мой милый, — сказалъ едоръ Власьевичъ.

И такъ какъ въ это время пришелъ лакей и доложилъ, что въ столовой ждетъ завтракъ, то Ножанскій прибавилъ:

— Пойдемте въ столовую, тамъ доскажете.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Великий перелом
Великий перелом

Наш современник, попавший после смерти в тело Михаила Фрунзе, продолжает крутится в 1920-х годах. Пытаясь выжить, удержать власть и, что намного важнее, развернуть Союз на новый, куда более гармоничный и сбалансированный путь.Но не все так просто.Врагов много. И многим из них он – как кость в горле. Причем врагов не только внешних, но и внутренних. Ведь в годы революции с общественного дна поднялось очень много всяких «осадков» и «подонков». И наркому придется с ними столкнуться.Справится ли он? Выживет ли? Сумеет ли переломить крайне губительные тренды Союза? Губительные прежде всего для самих себя. Как, впрочем, и обычно. Ибо, как гласит древняя мудрость, настоящий твой противник всегда скрывается в зеркале…

Гарри Норман Тертлдав , Гарри Тертлдав , Дмитрий Шидловский , Михаил Алексеевич Ланцов

Фантастика / Боевая фантастика / Военная проза / Проза / Альтернативная история