Канун

X

Вечеромъ онъ былъ у Ножанскаго. едоръ Власьевичъ встртилъ его усмшкой Авгура.

— Что, батенька мой, не понравился вамъ урокъ мертводушія?

— Нтъ, не понравился, едоръ Власьевичъ, — отвтилъ Балтовъ, — главное не могу понять, почему и зачмъ?

— Главнымъ образомъ по привычк, мой милый. Представьте себ, что тамъ, въ тхъ величественныхъ стнахъ, въ виду висящихъ тамъ портретовъ моихъ досточтимыхъ предшественниковъ, которые вс были носителями великолпныхъ фамилій, хотя иногда, управляя финансами, не умли различить акціи отъ облигацій, я просто не могу быть инымъ. Когда я поднимаюсь по лстниц и вступаю подъ высокіе своды канцеляріи, я чувствую, что отъ меня какъ бы отлетаетъ душа.

— Но чтобы сдлать такую привычку, надобно имть для этого причину…

— Были причины, и есть, и будутъ… Нужно вамъ замтитъ, что чиновникъ, какой бы ни занималъ онъ самостоятельный постъ, никогда не остается безъ надзора, ни одной минуты. Тотъ самый подчиненный, который съ подобострастіемъ смотритъ ему въ глаза, ловя его взглядъ, чтобы немедленно исполнить, въ то же время есть и надзиратель его. И это не шпіонство, не вроломство, Боже сохрани! Но въ душ каждаго чиновника есть особый чиновно-моральный кодексъ и, если онъ чувствуетъ, что происходить нарушеніе его, въ немъ протестуетъ каждая капля крови. Протестъ свой онъ выражаетъ въ изумленіи, въ тонкой жалоб лишь однимъ намекомъ равному себ или подчиненному, а слово, могущее повредить, обладаетъ свойствомъ какими то невдомыми путями необыкновенно быстро распространяться и доходить до такихъ высотъ, куда обыкновенныя слова не достигаютъ. Вы, Левъ Александровичъ, можете подумать, что все это шутка, и вы вотъ усмхаетесь, очевидно такъ и думая. Но я вамъ говорю совершенно серьезно, что чиновничество это совсмъ особый міръ, управляемый особыми, далеко еще невыученными законами, и что очень важно и необходимо изучить ихъ. Это можно сравнить съ міромъ бактерій. Давно-ли то время прошло, когда никто и не подозрвалъ о ихъ существованіи, а они существовали. До Пастера и Коха, мой другъ, людей, которые врили въ существованіе этого міра, считали какими-то сектантами, если не фантазерами. И большинство мужей науки не хотли даже и слышать о томъ, что можно серьезно относиться къ этому. А оказалось, что міръ бактерій — это просто міръ чудесъ и при томъ чудесъ вполн реальныхъ… И теперь всякій гимназистъ твердо знаетъ, что это не фантазія и не сектанство, а прочно установленный научный фактъ.

— Допустимъ, едоръ Власьевичъ, но не преувеличили-ли вы, когда, длая мн приглашеніе обдать сегодня у васъ, даже понизили голосъ.

— А, вы это замтили… Нтъ, не преувеличилъ, ибо ни одно слово, сказанное тамъ, въ тхъ стнахъ, не проходитъ безслдно. Въ маленькой передней, которой вы проходили около моего кабинета, присутствуетъ чиновникъ, который все слышитъ. Онъ не подслушиваетъ, но слышитъ.

— Сквозь затворенную дверь?

— Да, сквозь затворенную дверь.

— Неужели у него такой тонкій слухъ?

— Вообще не знаю, и даже, пожалуй, наврно нтъ. Вашихъ словъ онъ, можетъ быть, и не слышалъ, но мои, о, онъ услышитъ ихъ даже и сквозь капитальную стну. Голосъ непосредственнаго начальника звучитъ для него, какъ трубный звукъ. Путемъ многолтняго приспособленія, въ душ чиновника образовались совершенно особые, людямъ другой профессіи несвойственныя струны, которыя чутко откликаются на голосъ непосредственнаго начальства. Это смшно? Но я же говорю вамъ, что сорокъ лтъ тому назадъ, когда говорились о какомъ-то невдомомъ мір бактерій, было смшно, а теперь любой студентъ естественникъ свободно отыскиваетъ ихъ подъ микроскопомъ и можетъ разсказать вамъ цлую исторію объ ихъ нравахъ, привычкахъ и жить быть… И вотъ вамъ, Левъ Александровичъ, задача, достойная вашего наблюдательнаго ума. Если хотите управлять этимъ міромъ, изучайте особые законы, по которымъ онъ живетъ.

— Все-таки я не понимаю, едоръ Власьевичъ, какое зло произошло бы если бы вашъ чиновникъ слышалъ ваше приглашеніе на обдъ.

— Никакого прямого и непосредственнаго зла, но пошла бы молва о нашихъ дружескихъ отношеніяхъ, выводы изъ этого…

— Однако, какъ все это связываетъ васъ!

— Голубчикъ мой, Левъ Александровичъ, если вы хотите, чтобы вашъ корабль плылъ по океану, вы заковываете его въ желзо и мдь, иначе онъ не выдержитъ напора волнъ, иными словами вы связываете его. Да и сами вы, ршившись плыть на корабл, разв не связываете себя его предлами и бортами? Вы не можете пойти дальше борта, потому что попадете въ море и погибнете. Но мшало ли это Колумбу и Норденшильду быть безстрашными мореплавателями и искателями новой земли?

Наконецъ, въ этотъ день посл обда у нихъ произошла настоящая дловая бесда. едоръ Власьевичъ во все продолженіе ея походилъ на профессора, который излагалъ своему слушателю положеніе того дла, къ коему былъ призванъ Левъ Александровичъ.

И Балтовъ слушалъ его съ величайшимъ вниманіемъ, не проронивъ ни одного слова. Они засидлись очень поздно.

Левъ Александровичъ пріхалъ домой, когда уже было совсмъ свтло. Правда, въ то время въ Петербург уже начались блыя ночи.