Читаем Канун полностью

— Какимъ образомъ? спросила Лизавета Александровна, и при этомъ на лиц ея не дрогнулъ ни одинъ мускулъ.

Она была совершенно готова къ этому сообщенію и даже заране знала, какъ отнесется къ нему и какъ будетъ вести себя.

— Да вдь это же ясно само собой посл того, что я сказалъ. Сюда прідетъ Наталья Валентиновна и уже прямо въ нашу квартиру.

Лизавета Александровна улыбнулась и улыбка эта была, конечно, вполн неискренняя, а потому и лишенная всякой веселости. — Какой ты, однако, хитрый, Левъ, — сказала она:- какъ это ты такъ тихонько устроилъ все: и разводъ и… и внчаніе, конечно?

— Что? Разводъ и внчаніе?

— Ну, да… Или, покрайней мр, первое…

— Ни то, ни другое, Лиза… Ты должна это знать. Нтъ ни того, ни другого.

Тогда Лизавета Александровна поставила на столъ чайникъ, который до сихъ поръ все еще держала въ рукахъ, отодвинула отъ себя подносъ съ посудой и выразительно положила на столъ об руки ладонями книзу.

— Ну, такъ я тутъ ничего не понимаю, Левъ. Я ровно ничего не понимаю! — сказала она.

Левъ Александровичъ сдлалъ слегка нетерпливое движеніе плечами. Ему было досадно, что сестра не хочетъ понять его съ двухъ словъ. Всякая другая на ея мст съумла бы это сдлать.

— Но это легко понять, надо только захотть, — промолвилъ онъ.

— Я хочу… Я очень хочу этого, Левъ, но я не понимаю….

— Я принужденъ объяснить теб. Какая же можетъ быть рчь о развод, когда дло идетъ о такомъ господин, какъ докторъ Мигурскій? Вдь ты же знаешь, что это за человкъ, и ты должна понимать это, Лиза.

— Да, по всей вроятности.

— А если такъ, то, значитъ, разводъ невозможенъ.

— Но тогда и бракъ невозможенъ.

— Совершенно врно. Онъ, дйствительно, невозможенъ.

— Но, Левъ, съ каждымъ твоимъ словомъ я начинаю понимать все меньше и меньше, — сказала Лизавета Александровна. — Ты меня извини.

— Боюсь, Лиза, что ты не хочешь понимать меня гораздо больше, чмъ не можешь. Если люди — мужчина и женщина — питаютъ другъ къ другу чувство и при этомъ не могутъ обвнчаться по причинамъ вншнимъ, независящимъ отъ нихъ, то они устраиваются иначе.

— Не вс это могутъ, Левъ.

— Я говорю о независимыхъ людяхъ.

— Да, конечно. Но человкъ, на котораго возложены почетныя обязанности сановника, не можетъ считать себя независимымъ! — возразила Лизавета Александровна.

— Лиза, если ты говоришь обо мн, то знай разъ навсегда, что я никогда не взялъ бы на себя такихъ, хотя бы и самыхъ почетныхъ, обязанностей, которыя отняли бы у меня хоть каплю личной независимости. Однимъ словомъ, Наталья Валентиновна прідетъ сюда и поселится въ нашей квартир въ качеств моей жены, — разумется, въ силу необходимости, гражданской.

Лизавета Александровна стояла выпрямившись, какъ бы окаменлая. Даже щеки ея, обыкновенно мало выражавшія ея душевное состояніе, слегка поблднли.

Это твердое и категорическое заявленіе брата въ первую минуту лишило ее способности возражать ему. Но затмъ эта способность вернулась къ ней въ удвоенной степени. Она сказала.

— Не знаю, Левъ… Ты, конечно, все это обсудилъ. Ты человкъ умный. Не мн учить тебя. Но бываетъ, что, подъ вліяніемъ чувства, умные люди теряютъ способность относиться къ своимъ дйствіямъ критически. Боюсь, какъ бы это не случилось съ тобой.

Левъ Александровичъ усмхнулся:- Меня очень интересуетъ, Лиза, услышать твое мнніе по этому вопросу — сказалъ онъ.

— Мое мнніе — оно обыкновенно, Левъ. Твое положеніе, званіе, чинъ… Наконецъ, ты не забывай, что мы будемъ жить въ казенной квартир.

— Ну, дальше, дальше, прошу тебя…

— Что же дальше? Я сказала все.

— Нтъ, не все, Лиза. Ты знаешь, чмъ я связанъ съ Натальей Валентиновной. Такъ вотъ и скажи: по твоему, какъ долженъ бы я поступить въ данномъ случа?

— О, это очень просто. Ты долженъ былъ побороть себя.

— Но зачмъ? Ради чего и ради кого?

— Ради положенія, ради твоей карьеры.

— Это вздоръ. Я говорю, что это вздоръ, Лиза. Положеніе и карьера должны быть для меня, а не я для нихъ. Ни для какой карьеры я не откажусь отъ того, что считаю самымъ важнымъ и существеннымъ въ моей жизни…

— Въ такомъ случа, Левъ, если ужъ это такъ неизбжно… Я не понимаю, какая необходимость Наталь Валентиновн непремнно жить въ одной квартир съ тобой.

— А какъ же иначе?

— Да, вдь, тамъ жила-же она отдльно и ты бывалъ у нея.

— Ты, Лиза, не понимаешь нашихъ отношеній. Тамъ наши отношенія были не т, что требуютъ совмстной жизни… Пойми это. Она длается моею женой и слдовательно она иметъ право пользоваться всми правами моей жены… Когда для этого явится возможность, эти права будутъ закрплены бракомъ, а пока — я всхъ, кто будетъ имть со мной дло, заставлю относиться къ ней, какъ къ моей жен.

— Если ты имешь въ виду меня, Левъ, то ты не долженъ въ этомъ сомнваться! сказала Лизавета Александровна, которая въ теченіе двухъ минутъ пережила ршительную борьбу и въ этой борьб, какъ всегда, одержала верхъ героическая самоотверженность по отношенію къ брату надъ ея личнымъ мнніемъ.

— Я въ этомъ не сомнваюсь, Лиза, промолвилъ Левъ Александровичъ.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Великий перелом
Великий перелом

Наш современник, попавший после смерти в тело Михаила Фрунзе, продолжает крутится в 1920-х годах. Пытаясь выжить, удержать власть и, что намного важнее, развернуть Союз на новый, куда более гармоничный и сбалансированный путь.Но не все так просто.Врагов много. И многим из них он – как кость в горле. Причем врагов не только внешних, но и внутренних. Ведь в годы революции с общественного дна поднялось очень много всяких «осадков» и «подонков». И наркому придется с ними столкнуться.Справится ли он? Выживет ли? Сумеет ли переломить крайне губительные тренды Союза? Губительные прежде всего для самих себя. Как, впрочем, и обычно. Ибо, как гласит древняя мудрость, настоящий твой противник всегда скрывается в зеркале…

Гарри Норман Тертлдав , Гарри Тертлдав , Дмитрий Шидловский , Михаил Алексеевич Ланцов

Фантастика / Боевая фантастика / Военная проза / Проза / Альтернативная история