Читаем Канун полностью

Дло было часовъ въ восемь вечера. Левъ Александровичъ только что пообдалъ внизу и пришелъ къ себ въ номеръ. Онъ былъ порядочно таки удивленъ этимъ посщеніемъ.

Въ послднее время Ножанскій какъ-то странно пересталъ имъ интересоваться. Онъ точно нарочно оставлялъ его дйствовать свободно, чтобы дать ему развернуться и посмотрть, каковъ онъ въ дл.

— Давно не видлъ васъ, мой милый директоръ, — сказалъ Ножанскій, — ну, вотъ и соскучился…

— Я эти дни ужасно былъ занятъ, едоръ Власьевичъ, — тономъ извиненія промолвилъ Балтовъ, — оттого никакъ не могъ побывать у васъ.

— А я не жалуюсь. Знаю, что вы съ головой зарылись въ работу, и тихонько, въ душ, никому не говоря ни слова, радуюсь. Говорятъ, никогда еще не скрипли такъ перья въ департамент, какъ посл вашего вступленія. Скрипъ ихъ доносится даже до меня!

— Четыреста пятьдесятъ длъ въ наслдство, едоръ Власьевичъ!.. Я не могу успокоиться, пока не довершу это наслдіе моихъ предшественниковъ. Если и во всхъ другихъ департаментахъ такіе же склады нершенныхъ длъ, то вотъ вамъ одна изъ причинъ, почему мы отстали отъ Европы на пятьдесятъ лтъ. Да и знакомиться со всмъ приходится отъ а до зетъ.

— Конечно, конечно… Я все это понимаю, но почему это вы еще живете въ гостинниц, а не въ квартир?

— Во-первыхъ, квартира еще не готова, а во-вторыхъ, — съ усмшкой прибавилъ Левъ Александровичъ, — я человкъ осторожный и не увренъ еще въ томъ, что меня не попросятъ скоро убраться туда, откуда я пришелъ. Такъ изъ гостинницы это будетъ сдлать легче, чмъ изъ казенной квартиры.

— Ну, на этотъ счетъ вы можете положиться на меня. О вашей бшенной работ уже говорятъ въ верхнихъ сферахъ… Говорятъ и одобряютъ. Такой работы еще никогда не видывали.

— А вотъ, мой коллега, Иванъ Александровичъ Стронскій, не одобряетъ, — сказалъ Левъ Александровичъ.

— Ахъ, да, вы очень кстати вспомнили о немъ. Я именно хотлъ поговорить съ вами объ этомъ господин.

— А вы уже освдомлены, ваше высокопревосходительство?

— Какъ же, какъ же! О важныхъ длать мы иногда узнаемъ слишкомъ поздно, а о личныхъ столкновеніяхъ намъ докладываютъ тотчасъ. Я знаю и — вамъ по дружб скажу — источникъ, конечно, съ увренностью, что это останется между нами.

— По всей вроятности, самъ Стронскій, — сказалъ Левъ Александровичъ.

— Какъ вы, однако, быстро постигли психологію чиновника! Да, конечно, онъ самъ. Онъ былъ у меня. Разсказалъ весь инцидентъ, разумется, въ негодующихъ тонахъ и высказалъ мысль, что не можетъ продолжать службу въ департамент.

— Онъ высказалъ совершенно правильную мысль. Въ такомъ случа я раздляю его мнніе.

— Позвольте, Левъ Александровичъ, моя опытность, въ которой вы не можете сомнваться, говоритъ, что вы ошибаетесь. Позвольте мн доказать вамъ это?..

— Прошу васъ, едоръ Власьевичъ.

— Хорошо-съ. Такъ вотъ, видите-ли, милый мой директоръ, Стронскій, какъ чиновникъ, вполн ничтожная величина. Но какъ длатель карьеры, онъ прямо-таки могущественъ. Никто даже не знаетъ, гд собственно онъ находитъ такую поддержку, но его точно тянутъ на блок, на какомъ-то невидимомъ блок… И вотъ изъ всего этого создается такое положеніе: изъ за ничтожества у васъ въ департамент разыгрывается исторія, которая неизбжно полетитъ въ такія сферы, гд ничто не проходитъ безслдно… И при этомъ замтьте слдующее: Стронскій не только ничего отъ этого не потеряетъ, но даже пріобртетъ. Для него это будетъ только переходомъ въ другой департаментъ или вдомство и, по всей вроятности, даже съ выгодой. Такимъ образомъ, что же получается: вы только поспобствуете его движенію по служб.

— Позвольте теперь и мн сказать, едоръ Власьевичъ, — мягко попросилъ Балтовъ. — Положеніе, при которомъ господинъ Стронскій, отъ всего — отъ добра и зла — одинаково движется вверхъ по служб было до меня и будетъ, конечно, и посл меня. Я не задаюсь цлью бороться съ нимъ и думаю, что это noxoдило-бы на борьбу Донъ Кихота съ втряными мельницами. Такимъ образомъ эту часть вашего объясненія я совершенно устраняю. Но вамъ извстно, едоръ Власьевичъ, что я пріхалъ сюда съ одной лишь цлью: работать. Мн достался такой департаментъ, въ которомъ безъ усиленной работы вс дла заплсневютъ, что уже и случилось съ ними, да къ тому же отъ этого департамента зависитъ и ходъ остальныхъ длъ министерства. Но какъ я могу работать, имя ближайшимъ помощникомъ человка, который съ одной стороны ничего не хочетъ длать, совершенно не интересуясь дломъ, а думая только о движеніи вверхъ, съ другой же стороны, въ тхъ случаяхъ, когда онъ соблаговолить двинутъ пальцемъ, онъ проводить такіе глупые взгляды, которыхъ нельзя терпть и которые идутъ въ разрзъ съ моими основными взглядами. Я этого не могу, и, къ моему сожалнію, долженъ вамъ сказать, едоръ Власьевичъ, что, если господинъ Стронскій не уйдетъ, я долженъ буду попросить его уйти.

— Но вы забываете, что у Стронскаго непреоборимая протекція.

— Такъ что результатомъ конфликта можетъ явиться необходимость уйти мн? Ну, такъ вотъ я, значитъ, правъ, воздерживаясь перезжать на казенную квартиру.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Великий перелом
Великий перелом

Наш современник, попавший после смерти в тело Михаила Фрунзе, продолжает крутится в 1920-х годах. Пытаясь выжить, удержать власть и, что намного важнее, развернуть Союз на новый, куда более гармоничный и сбалансированный путь.Но не все так просто.Врагов много. И многим из них он – как кость в горле. Причем врагов не только внешних, но и внутренних. Ведь в годы революции с общественного дна поднялось очень много всяких «осадков» и «подонков». И наркому придется с ними столкнуться.Справится ли он? Выживет ли? Сумеет ли переломить крайне губительные тренды Союза? Губительные прежде всего для самих себя. Как, впрочем, и обычно. Ибо, как гласит древняя мудрость, настоящий твой противник всегда скрывается в зеркале…

Гарри Норман Тертлдав , Гарри Тертлдав , Дмитрий Шидловский , Михаил Алексеевич Ланцов

Фантастика / Боевая фантастика / Военная проза / Проза / Альтернативная история