Канун

Верстахъ въ двадцати отъ города, на берегу моря, гд мирно расположилась нмецкая, впрочемъ, почти уже совершенно обрусвшая колонія, онъ у простого поселянина нанималъ одну маленькую комнату.

Онъ не жилъ здсь, а оставался въ город, такъ какъ ему надо было каждый день бывать въ редакціи. Но когда становилось не въ моготу, онъ забирался сюда на нсколько дней, отказывался отъ всхъ знакомствъ и связей.

Здсь не было ни дачниковъ, ни музыки, сюда даже не доходилъ трамвай, такъ что приходилось верстъ шесть дозжать на мужицкой телг. И онъ наслаждался полнымъ одиночествомъ, въ которомъ иногда ощущалъ неодолимую потребность.

Какъ то однажды, собираясь отправиться въ свою колонію, онъ зашелъ къ Наталь Валентиновн. Это были передъ вечеромъ. Окна квартиры были открыты и тмъ не мене въ комнат стояла духота. Онъ засталъ ее блдной, съ утомленнымъ лицомъ.

— Что это съ вами? Вы нездоровы? спросилъ онъ.

— Нтъ, просто страдаю отъ жары и духоты…

— Вы поступаете съ собой безсовстно… Почему вы не перехали на дачу? Вдь вы каждый годъ живали у моря.

Наталья Валентиновна на это ни отвтила. Но Зигзаговъ самъ отвтилъ за нее.

— Ну, да, я знаю: Вы съ минуту на минуту ждете приглашенія. Но, очевидно, Левъ Александровичъ и самъ не очень-то убжденъ въ своей прочности, если такъ долго не зоветъ васъ.

— Нтъ, онъ совершенно убжденъ въ ней. Въ его письмахъ нтъ ни какихъ колебаній.

— Ага. Тмъ хуже.

— Оставимъ это, Максимъ Павловичъ. Мы въ этомъ никогда не сойдемся.

— Вы уврены, что никогда? Знаете-ли, я очень хотлъ бы этого для васъ…

— Не говорите загадками.

— А вы не раздражайтесь, ибо въ вашемъ настроеніи виноватъ не я, а жара и духота нашего города. А вотъ я за славой не гонюсь и ду на цлую недлю къ моимъ благочестивымъ нмцамъ. Право же, я тамъ дйствительно отдыхаю. Нмецъ — самое счастливое существо на земномъ шар. И знаете-ли, почему? Потому, что онъ обладаетъ способностью всей душой, всмъ своимъ умомъ и сердцемъ отдаваться тому маленькому корыту, изъ котораго онъ стъ и пьетъ. Онъ обработываетъ кусокъ земли и никакихъ фантазій не допускаетъ. Поэтому онъ отлично обработываетъ его. Нашъ мужикъ, — ужъ на что невеликъ его умственный кругозоръ, — онъ пашетъ землю, а самъ смотритъ на небо и думаетъ о томъ, гд земля сходится съ небомъ и мечтаетъ, что недурно бы туда какъ нибудь добраться и заглянуть, что длается на неб, и оттого онъ плохо пашетъ. А какое тамъ тихое море, совсмъ не то, что здсь. Нмецъ и его упорядочилъ, сдлалъ его спокойнымъ.

— Какимъ это образомъ?

— А очень просто: вбилъ какія-то грошевыя сваи домашняго производства и усмирилъ. Здсь у насъ купаться невозможно, волна захлестываетъ тебя съ головой, а тамъ — какъ въ пруд. Отдыхаю я тамъ удивительно. Долго этого счастья, конечно, не вынесъ бы, а пожить недльку — другую отрадно. Знаете что, Наталья Валентиновна, соблазнитесь-ка, перезжайте туда хоть на недльку, пока получите извстіе. У моего сосда есть маленькая комнатка. Будемъ сосдями. Вася будетъ купаться со мной. Вдь, это же ужасно… Посмотрите, какъ онъ извелся, похудлъ… Чему это можетъ помшать? Ничего не надо съ собой: дв-три перемны блья, вотъ и все. Даже подушки тамъ есть. У нмцевъ всегда много подушекъ.

Эта мысль ршительно понравилась Наталь Валентиновн. Перездъ на дачу всегда былъ сопряженъ съ сложными сборами. Приходилось даже мебель перевозить, потому что около города дачи сдавались пустыя. Это-то и удержало Наталью Валентиновну отъ дачи.

Но такъ, какъ предлагалъ Зигзаговъ, было легко, при томъ она не будетъ тамъ одна. Зигзаговъ будетъ постоянно съ нею.

И она не долго обсуждала этотъ вопросъ, а сразу согласилась. Въ самомъ дл, для Васи это было необходимо. Сиднье въ город плохо отражалось на его аппетит и сн.

— И сегодня-же? съ ликующимъ лицомъ спрашивалъ Зигзаговъ.

— А вдругъ не окажется комнаты?

— Ручаюсь. А если не окажется, свою вамъ уступлю, а самъ пойду спать въ солому. У нмцевъ солома чистая, мягкая. Ему земля родитъ ее, точно по особому заказу. Вотъ часикъ пройдетъ — чемоданы подъ мышки и маршъ. Чудное будетъ путешествіе. Я съзжу къ себ за своимъ узелкомъ. Только ужь это будетъ безъ обмана?

— Позжайте, позжайте… Ужь я ршилась.

И Максимъ Павловичъ уже поднялся, чтобъ итти, но въ это время раздался нетерпливый звонокъ и въ квартиру влетлъ Корещенскій. Видъ у него былъ взволнованный.

— Что такое случилось со статистикой, — спросилъ Зигзаговъ:- скончалась она, что-ли?

— Погодите, дайте отдохнутъ. Вотъ читайте, — сказалъ Корещенскій, сильно запыхавшійся, когда бжалъ вверхъ по лстниц.

Это была телеграмма отъ Льва Александровича. Тамъ было сказано:- «прізжайте немедленно. Все устроено».

— Вотъ что! — сказалъ Максимъ Павловичъ, который, впрочемъ, уже зналъ о возможности этого приглашенія. Онъ, разумется, былъ противъ, но ему ужъ надоло протестовать. Послднее время онъ по всмъ этимъ вопросамъ молчалъ.

— Но вы такъ взволнованы, какъ будто это для васъ неожиданность.

— Нтъ, я, конечно, ожидалъ. Но слишкомъ ужь это капитальный шагъ… Вдь, въ сущности, этимъ я зачеркиваю прежняго себя