Читаем Канун полностью

— Ахъ, нтъ, нтъ, этого никогда не можетъ случиться. Но все же это можетъ послужитъ поводомъ… Вы поймите, что его могущественные друзья могутъ сдлаться вашими столъ же могущественными врагами.

— Простите, едоръ Власьевичъ, это мн все равно. Вы знаете, что я былъ человкомъ независимымъ и могу во всякое время сдлаться имъ опять. При томъ же это одно изъ нашихъ коренныхъ условій: мн предоставлено подбирать себ сотрудниковъ, безъ всякаго ограниченія. И я думаю широко воспользоваться этимъ правомъ.

— Значитъ, вы имете уже кого нибудь въ виду?

— Да, едоръ Власьевичъ, имю въ виду такого работника, который меня заткнетъ за поясъ.

— Кто же это?

— Вы его знаете. Это Алексй Алексевичъ Корещенскій.

— Корещенскій?

Ножанскій при этомъ имени словно остолбенлъ. — Корещенскій, человкъ лишенный права на кафедру, бывшій въ ссылк за политическія…

— Не преступленія, едоръ Власьевичъ, а только мннія.

— Да, но это, это… Это можетъ встртить непреоборимыя противодйствія…

— Ихъ надо будетъ побороть, едоръ Власьевичъ, и я въ этомъ случа полагаюсь на васъ. Мы съ вами очень хорошо знаемъ, что Корещенскій въ сущности вполн благонамренный человкъ. Онъ работникъ и талантливъ. Что же касается Стронскаго, то ради Бога дайте ему повышеніе, сдлайте его директоромъ, товарищемъ министра, посланникомъ, меня это нисколько не заднетъ. Только уберите его отъ меня.

— Ай, ай, ай, Левъ Александровичъ, какой вы твердый! — сказалъ, качая головой, Ножанскій и съ удивленіемъ посмотрлъ на Балтова. Онъ какъ бы хотлъ сказать, что не ожидалъ встртить у него такую твердость. — Я вижу, что съ васъ взятки гладки а? Такъ какъ же? Значитъ, никакихъ уступокъ?

— Въ этомъ случа он невозможны.

— Ну, хорошо… Стронскаго я снимаю съ очереди. Я устрою это вполн прилично. Но вы за то уступите мн Корещенскаго…

— Позвольте, едоръ Власьевичъ, эта мна не равноцнная. Стронскій самъ уходитъ, я даже его не поощряю; оставьте его теперь, онъ уйдетъ черезъ недлю, потому что вмст мы работать не можемъ. Корещенскій же мн необходимъ, и его уступить я не могу. Васъ смущаетъ его прошлое… Но, Федоръ Власьевичъ, разв вы не знаете, что въ свое время каждый изъ насъ могъ попасть въ такое же положеніе. Онъ сказалъ т слова, которыя мы съ вами думали, но не успли сказать, можетъ быть, случайно, а можетъ быть изъ благоразумія… Но потомъ вдь въ этихъ словахъ незамтно подмниваются — сперва окончанія, а потомъ и корни… Наконецъ, я ручаюсь за Корещенскаго.

— И вы этого требуете оффиціально?

— Я сдлаю это оффиціально. Отъ этого вамъ никакъ не отвертться.

— Мн это будетъ стоить величайшихъ усилій… Величайшихъ, Левъ Александровичъ. Это знайте. Но я это сдлаю. Договоръ — паче денегъ, а у насъ съ вами договоръ.

Такимъ образомъ попытка Ножанскаго найти примирительный исходъ не увнчалась успхомъ… Со стороны Льва Александровича онъ встртилъ твердый отпоръ.

На другой день онъ пригласилъ къ себ Стронскаго и предложилъ ему устроить почетный переводъ на другую должность съ нкоторыми даже выгодами для него.

Стронекому было ршительно все равно, гд служитъ лишь бы двигаться по служб. Все равно, работать онъ нигд не собирался да и не умлъ.

А Левъ Александровичъ, какъ только совершился этотъ переводъ, сейчасъ оффиціально сдлалъ представленіе о назначеніи Корещенскаго.

едору Власьевичу дйствительно пришлось очень трудно. Онъ долженъ былъ пустить въ ходъ всю дипломатію, усвоенную имъ за годы служенія и ему удалось побдить.

Дло въ томъ, что первые шаги Льва Александровича на служебномъ поприщ произвели въ сферахъ самое благопріятное впечатлніе. Изъ департамента, которымъ онъ управлялъ, приходили бумаги, рзко отличавшіяся отъ всхъ другихъ бумагъ. Отъ нихъ вяло настоящимъ дломъ, въ нихъ присутствовало какое-то творческое начало. Да и о самомъ порядк въ канцеляріи Льва Александровича говорили очень много.

То было время, когда явный упадокъ, къ которому пришла страна, въ высшихъ сферахъ склонны были приписывать лни и бездльничанью чиновниковъ и возлагали большія надежды на «работу и работниковъ».

Левъ Александровичъ развилъ колоссальную работу и это было отмчено. На этомъ и сыгралъ Ножанскій. «Работой» ему удалось замазать вс шероховатости на имени Корещенскаго и побдить вс сомнительныя свднія, какія о немъ были получены изъ департамента полиціи.

Результатомъ этого было то, что Корещенскій, все еще возившійся съ земской статистикой, однажды получилъ отъ Льва Александровича телеграмму приглашавшую его экстренно прізжать въ Петербургъ.

XIII

Въ южномъ город весна быстро перешла въ лто. Солнце въ продолженіи дня немилосердно накаляло мостовыя, стны и крыши домовъ, а по вечерамъ изъ всего этого исходилъ жаръ, который не смягчался даже влажной прохладой, посылаемой моремъ.

Было душно и казалось, что міровое пространство вмщаетъ въ себ недостаточно воздуха для того, чтобы люди могли дышать.

Зигзаговь совершилъ уже свое, какъ онъ называлъ, богемское переселеніе на дачу. Онъ длалъ это совершенно особеннымъ образомъ.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Великий перелом
Великий перелом

Наш современник, попавший после смерти в тело Михаила Фрунзе, продолжает крутится в 1920-х годах. Пытаясь выжить, удержать власть и, что намного важнее, развернуть Союз на новый, куда более гармоничный и сбалансированный путь.Но не все так просто.Врагов много. И многим из них он – как кость в горле. Причем врагов не только внешних, но и внутренних. Ведь в годы революции с общественного дна поднялось очень много всяких «осадков» и «подонков». И наркому придется с ними столкнуться.Справится ли он? Выживет ли? Сумеет ли переломить крайне губительные тренды Союза? Губительные прежде всего для самих себя. Как, впрочем, и обычно. Ибо, как гласит древняя мудрость, настоящий твой противник всегда скрывается в зеркале…

Гарри Норман Тертлдав , Гарри Тертлдав , Дмитрий Шидловский , Михаил Алексеевич Ланцов

Фантастика / Боевая фантастика / Военная проза / Проза / Альтернативная история