Канун

Эта почтенная особа — очень высокая, крпкая и нсколько грубовато сложенная, ступавшая твердо и ршительно своими большими ногами, самолично нарзавшая къ обду хлбъ, ветчину и всякія закуски при помощи своихъ рукъ, по виду созданныхъ для работы, обладала миловиднымъ, хотя не первой свжести, лицомъ и прекрасными свтлозолотистыми густыми волосами.

Въ лиц ея было сходство съ братомъ, а зубы и улыбка длали это сходство очень замтнымъ. Ей было не меньше тридцати лтъ и правду сказалъ Левъ Александровичъ, — у нея было не мало случаевъ выйти замужъ и именно такъ, какъ она хотла: за человка солиднаго возраста и почтеннаго положенія, — но она отклоняла главнымъ образомъ изъ любви къ брату.

Если вс въ город и вообще — знавшіе Льва Александровича по его исключительной карьер — считали его человкомъ выдающимся, то Елизавета Александровна ни на минуту не сомнвалась въ его геніальности.

За двадцать лтъ этотъ человкъ, когда-то, по окончаніи университета, поступившій на службу въ пароходное управленіе маленькимъ скромнымъ органомъ, достигъ вліянія ршительно во всхъ торговыхъ и промышленныхъ отрасляхъ, какія только были въ этомъ огромномъ коммерческомъ город. Ршительно все до него касалось, всюду онъ былъ важнымъ человкомъ, обо всемъ съ нимъ совтовались и все находилось отъ него въ прямой или косвенной зависимости. Тамъ онъ былъ предсдателемъ, здсь членомъ правленія, тутъ просто вдохновителемъ.

Ничего не производя и ничмъ не торгуя, онъ нажилъ большое состояніе и при томъ, — какъ хорошо знала Елизавета Александровна, — безъ воровства или какихъ бы то ни было сомнительныхъ способовъ.

И она удивлялась только одному, что такого человка, котораго она считала единственнымъ во всей Россіи и, можетъ быть, даже въ Европ, не зовутъ управлять государствомъ.

Однако, въ послднее время и тутъ появилось какое-то движеніе. Братъ говоритъ ей о какомъ-то предложеніи со стороны Ножанскаго. Значитъ, спохватились.

На себя она смотрла, какъ на прирожденную хранительницу братскаго благополучія. Она должна была заботиться о его здоровь, о его удобствахъ, беречь его добро и охранять его отъ всякихъ напастей. Она привыкла такъ думать съ пятнадцати лтъ, когда посл смерти отца перешла на попеченіе брата и ей уже казалось, будто Левъ Александровичъ безъ ея охраны не можетъ обходиться и что на другой день посл того, какъ она уйдетъ отъ него, онъ будетъ умирать съ голода, лишится всего своего добра и вообще будетъ безпомощенъ.

И когда представился ей въ первый разъ вопросъ о замужеств, она взвсила съ одной стороны возможное счастье для нея лично, а съ другой потери, которыя, по ея мннію, неизбжно понесъ бы Левъ Александровичъ, и ршила пожертвовать собой.

Правда, особенно большого счастья отъ замужества она для себя не ждала. Ей было чуждо увлеченіе, и къ женихамъ она относилась равнодушно, съ холоднымъ расчетомъ. Весь жаръ своего сердца она отдала брату.

Зигзагова она встртила съ ненатуральной улыбкой. Она знала, что Левъ Александровичъ исключительно хорошо относится къ этому человку, но именно потому она сама и чувствовала къ нему холодъ.

И это была не ревность — о, это было бы слишкомъ возвышенно для ея плоской души — а просто боязнь, какъ бы человкъ слишкомъ не воспользовался расположеніемъ Льва Александровича и не извлекъ бы изъ него что-нибудь значительное. Поэтому она терпть не могла, когда братъ оказывалъ кому нибудь покровительство, помогалъ своими средствами или пристраивалъ. Въ первомъ случа былъ прямой ущербъ, а она считала каждый рубль, принадлежащій Льву Александровичу, священнымъ, во второмъ была отвтственность.

Ручаться можно только за самаго себя, и Левъ, по ея мннію, никому не долженъ былъ давать своего ручательства.

Между тмъ Зигзагову, она это знала, Левъ Александровичъ оказывалъ исключительныя услуги. Съ того самого времени, когда его услали изъ города, онъ почти каждый мсяцъ посылалъ ему деньги, покупалъ для него книги, устраивалъ его дла, а въ послднее время, рискуя скомпрометировать себя, хлопоталъ за него въ Петербург. Вотъ за это особенно сердилась на Зигзагова Елизавета Александровна. Помилуй Богъ, въ то время, когда Левъ начиналъ длаться тамъ желаннымъ человкомъ, когда, быть можетъ, отъ него ждутъ чего то важнаго, когда передъ нимъ раскрывается совсмъ новая дорога, онъ такъ неостороженъ и изъ-за кого? Изъ-за «посторонняго человка».