Канун

Елизавета Александровна вносила въ домъ холодъ и принужденность и Левъ Александровичъ это всегда чувствовалъ, но, съ другой стороны, она совершенно избавляла его отъ какихъ бы то ни было заботъ о мелочахъ житейскихъ. Онъ смло могъ погружаться въ свои дловые интересы и ни о чемъ больше не думать. Поддержаніе въ порядк квартиры, порядокъ въ бль, возня съ прислугой, всмъ этимъ занималась Елизавета Александровна. Даже о его сюртукахъ и фракахъ она заботилась. чтобы все было свжо и модно. У себя въ спальн утромъ онъ находилъ всегда ту одежду, какая была нужна къ случаю или сезону. Ему оставалось только иногда позволить портному проврить ему мрку. Даже о качеств и цвт матеріи думала Елизавета Александровна. Словомъ, каждый шагъ его былъ предусмотрнъ и охраненъ.

Зигзаговъ внесъ въ строгій и холодный домъ, охраняемый Елизаветой Александровной, безпорядокъ. Съ той минуты, какъ онъ пріхалъ, въ комнатахъ, привыкшихъ къ тишин, не переставалъ раздаваться говоръ и смхъ. Зигзаговъ говорилъ безъ устали, какъ человкъ долго молчавшій.

Онъ разсказывалъ о своей жизни и ссылк, припоминалъ эпизоды, курьезы, шутилъ, острилъ, самъ заливался дтскимъ смхомъ и увлекалъ Льва Александровича.

Елизавета Александровна давно не видала брата такимъ оживленнымъ. Ей даже казалось это страннымъ и какъ бы неидущимъ къ нему, она и не подозрвала, что эта живость была какъ нельзя боле свойственна его душ, но всегда подавлена ею.

Зигзагову дали комнату и полчаса, чтобы принести себя въ порядокъ. Потомъ сли за столъ и обдали. За обдомъ онъ сказалъ:

— Я горю нетерпніемъ поцловать ручки Наталіи Валентиновны. Вдь мы сейчасъ посл обда къ ней?

И онъ замтилъ, что при этихъ словахъ холодное лицо Елизаветы Александровны вытянулось и сдлалось непроницаемимъ. Въ другое время онъ заставилъ бы себя быть дипломатичнымъ. Но сегодня онъ не могъ ничего удержать на язык.

— Ахъ, сказалъ онъ, — Елизавета Александровна по прежнему не раздляетъ нашего съ вами поклоненія Наталь Валентиновн.

Елизавета Александровна тихонько пожала плечами. — Я вообще не умю поклоняться никому кром…

— Кром Бога? — закончилъ за нее Зигзаговъ.

— Да, разумется… сказала Елизавета Александровна, но, кажется, хотла сказать: кром моего брата.

Да, во всякомъ случа можно было сказать съ увренностью, что она не поклонница Натальи Валентиновны. Происходило это прежде всего, конечно, оттого, что Елизавета Александровна была женщина. Но были и другія причины, мене общаго характера.

III

Наталья Валентиновна Мигурская появилась въ жизни Льва Александровича лтъ пять тому назадъ. Это была случайная встрча въ дачномъ мст, на берегу моря, въ маленькомъ парк, гд дачная публика по утрамъ совершала прогулки и пила минеральныя воды.

Скромно одтая, высокая, стройная молодая женщина на утреннихъ прогулкахъ всегда появлялась одна, ведя за руку мальчика лтъ шести.

На ней было черное платье, простая соломенная шляпа, въ рук зонтикъ, услуги котораго въ утренніе часы рдко бывали нужны.

Левъ Александровичъ каждое утро гулялъ въ парк и, встрчая ее, почему-то всегда смотрлъ не на нее, а на мальчика, который ему очень нравился. Онъ, конечно, видлъ и ее, но ни разу не далъ себ труда присмотрться къ ея лицу и ко всей ея своеобразной фигур.

Но однажды онъ это сдлалъ. Онъ сидлъ за столикомъ и пилъ какую-то воду, которая ему была прописана, а она шла по дорог, по обыкновенію, съ мальчикомъ.

И почему то на этотъ разъ онъ внимательно посмотрлъ не на мальчика, а на нее, и лицо молодой женщины чмъ-то поразило его. Онъ не могъ дать себ отчета, чмъ именно было замчательно это лицо. Она уже прошла, онъ видлъ ея спину и могъ только дополнить свои наблюденія замтной о ея походк, необыкновенно твердой и бодрой. Въ ней не было той неувренности и расплывчатости, какая обыкновенно бываетъ въ походк городскихъ женщинъ.

Нсколько слдующихъ прогулокъ онъ посвятилъ ей. Онъ садился такъ, чтобы лучше разглядть ее, когда она будетъ итти. Аллея была одна и никто изъ гуляющихъ не могъ миновать ее. Всякій разъ она проходила мимо него и онъ пристально всматривался въ ея лицо и съ каждымъ разомъ она все больше и больше привлекала его.

Это было странное лицо: по чертамъ оно было ршительно некрасиво. Все въ немъ было неправильно, ни одной выточенной черты, но удивительно привлекательно. Глаза ея, небольшіе, продолговатые и свтлые, какъ-то сіяли веселымъ и радостнымъ умомъ.

Когда же она улыбалась своему мальчику на какое нибудь дтское замчаніе, лицо ея длалось очаровательнымъ, точно измнялись его черты.

При свтлыхъ глазахъ, при нжномъ цвт кожи щекъ, у нея были черные волосы и брови — не густые, но ровными длинными дугами.

Она настолько заинтересовала его, что онъ спросилъ о ней у кого то изъ знакомыхъ, и узналъ, что это жена доктора по женскимъ болзнямъ Мигурскаго, извстнаго въ город своими романическими исторіями и нсколькими скандалами съ хорошенькими паціентками.

Узналъ онъ также, что она съ мужемъ разошлась и живетъ съ своимъ мальчикомъ отдльно отъ него.