Но были и другіе поводы для безпокойства. Хотя, до поры до времени, къ союзу Льва Александровича съ Мигурской въ город не прилагали никакихъ грязныхъ объясненій, но все же ихъ имена соединяли. Елизавет Александровн казалось, что положеніе Натальи Валентиновны таково, что имя ея, приставленное къ имени ея брата, едва-ли можетъ украситъ его.
Въ особенности она стала безпокоиться по этому поводу, когда братъ получилъ эти важныя письма отъ Ножанскаго изъ Петербурга. Она знала, что въ Петербург не такъ терпимы, какъ здсь. Тамъ Левъ Александровичъ, если онъ приметъ наконецъ предложеніе Ножанскаго — а она этого для него желала — сразу попадетъ въ высшій кругъ, гд принимаютъ въ расчетъ каждую мелочь. И если окажется, что въ жизни его важную роль играетъ женщина съ такимъ неопредленнымъ общественнымъ положеніемъ, то этого не простятъ.
Вотъ изъ какихъ элементовъ складывались отношенія Елизаветы Александровны къ Мигурской и къ знакомству ея брата съ этой женщиной. Помимо личнаго отрицательнаго отношенія, какъ къ женщин совсмъ другого типа, она еще смотрла на этотъ союзъ, какъ на нчто, могущее оказаться вреднымъ въ предстоящемъ ему совершенно новомъ пути, который казался ей необыкновенно широкимъ и свтлымъ.
Объ убжденіяхъ Натальи Валентиновны она ничего доподлинно не знала, но изъ того, что у нея постоянно бывали и даже числились ея друзьями такіе люди, какъ Зигзаговъ, попавшій за свои крайнія убжденія въ ссылку, и еще нкій господинъ Корещенскій, готовившійся когда-то въ профессора, но попавшій въ опалу, потомъ побывавшій гд-то въ ссылк и теперь служившій чмъ-то въ земской управ, изъ одного этого она заключала, что общество Мигурской едва ли можетъ быть полезно будущему государственному человку.
И, можетъ быть, это было единственное страстное желаніе въ холодной и безстрастной душ Елизаветы Александровны: чтобы случилось какое-нибудь чудо, которое охладило бы поклоненіе брата ея этой женщин и заставило бы ихъ разойтись.
IV
Когда они сидли еще за обдомъ, принесли записку Льву Александровичу. Онъ распечаталъ ее здсь же и, читая ее, улыбался. Уже по этому одному легко было догадаться, что она отъ Мигурской.
— Это отъ Натальи Валентиновны, — сказалъ онъ, обращаясь къ Зигзагову, — и относится къ вамъ, Максимъ Павловичъ. Вотъ прочитайте.
Онъ сказалъ это, но не передалъ ему письмо; онъ въ эту минуту подумалъ, что это можетъ обидть сестру, и сейчасъ же поправился.
— Впрочемъ, вы, пожалуй, не разберете ея почерка. Я вамъ прочитаю.
И онъ прочиталъ вслухъ: «Не сомнваюсь, что вы привезете сегодня блуднаго сына, вовзратившагося подъ кровъ родного города. Мы уже приготовили тельца упитаннаго и ждемъ его съ дружески протянутыми руками». Видите, какъ васъ тамъ любятъ! сказалъ Левъ Александровичъ и положилъ письмо на столъ рядомъ съ своей тарелкой.
— Ну, — съ живостью сказалъ Зигзаговъ, когда обдъ кончился и Елизавета Александровна разршила имъ встать, — такъ мы, значитъ, не будемъ терятъ времени и отправимся къ Наталь Валентиновн. Надюсь, у васъ, Левъ Александровичъ, нтъ никакихъ вечернихъ засданій?
— Я озаботился, чтобъ не было — ради вашего прізда.
— Вы сейчасъ дете? — съ легкимъ удивленіемъ спросила Елизавета Александровна, — теперь только восемь часовъ.
— Да, только восемь, — подтвердилъ Зигзаговъ, — мн надо еще привыкнуть къ вашему времени, господа. Тамъ на свер въ этотъ часъ я уже подумывалъ о томъ, не пора ли ложиться спать, а здсь вы сомнваетесь, не рано ли хать въ гости.
— Но мы зайдемъ еще ко мн въ кабинетъ и выкуримъ по хорошей сигар.
— Вотъ, вотъ. Этого наслажденія я ровно три года не испытывалъ. Сигара! О! Было преступно даже мечтать о ней. Въ тамошнихъ лавченкахъ нельзя было найти сколько-нибудь куримаго табаку. Все какой-то третій сортъ. Только благодаря любезности исправника. который какимъ-то чудомъ оказался изъ здшнихъ мстъ и, какъ онъ объяснилъ мн наедин, въ молодости былъ горячимъ радикаломъ и до сихъ поръ въ тайн одобряетъ мои фельетоны, — удалось получить изъ губернскаго города порядочный Табакъ. Ахъ, я вамъ разскажу про исправниковъ. Вы не можете себ представить, какіе это либеральные люди… когда остаешься чгъ ними наедин. Куда либеральне земскихъ начальниковъ. У нихъ гд-то въ глубинахъ притаился нкій видъ души человчьей. Исправникъ способенъ расчувствоваться и даже войти въ положеніе. А земскій начальникъ, вдь, всегда мечтаетъ попасть въ вице-губернаторы, а можетъ быть и дальше, поэтому въ тайникахъ у него чисто…
Елизавета Александровна съ тоской посмотрла на Зигзагова. Ахъ, какъ она не любила его либеральныхъ разглагольствованій. Въ сущности та область понятій, о которой онъ говорилъ, была безконечно чужда ей. «Исправникъ», «Земскій начальникъ» — были для нея пустыя слова, но теоретически она знала, что все это относится къ либерализму, за который, какъ оказывается, даже ссылаютъ. И ей казалось, что такія слова вовсе не должны раздаваться подъ сводами ихъ дома.