Канун

— Да ничего, господа, ей-ей же, не такъ это плохо, какъ думаютъ. Скверное помщеніе, скучная пища, но люди, право же, люди очень интересные и милые. У меня тамъ осталось полгорода пріятелей. Я вдь люблю человка во всхъ его видахъ, а чуть въ немъ открывается какая-нибудь своеобразная черта, такъ ужъ меня тогда и конфектами отъ него не отвлечешь. А городъ изстари служилъ мстомъ ссылки и тамъ половина населенія образовалась изъ прежнихъ ссыльныхъ. Вдь многіе застрваютъ въ мст ссылки и дня, когда имъ разршено вернуться. они не ждутъ. Ужъ завязались отношенія, женились, породнились, завели дла. А вдь это все люди недюжинные. Когда-то они были сосланы за мошенничество, за подлоги и разныя ухищренія съ цлью жить лучше, чмъ живется. На эти ухищренія, вдь, посредственный человкъ не пойдетъ, потому что это рискъ, да и способности требуются повыше обыденныхъ и характеръ. Теперь они давно уже перестали быть плутами и сдлались почтенными гражданами, но печать выдающагося ума и характера не можетъ изгладиться. Она остается и въ потомкахъ. И потому они всегда интересне, гораздо интересне нашихъ здшнихъ патентованныхъ честныхъ людей, то-есть тхъ, у которыхъ не хватило характера нарушить законъ. Ужъ не говорю о моихъ товарищахъ, политическихъ ссыльныхъ, которые вс поголовно принадлежатъ къ высшей рас людей, способныхъ жертвовать своимъ высшимъ благомъ ради прекрасной фикціи… Нтъ, господа, я ршительно не жалю. Я пріятно, а главное съ пользой провелъ, три года. Если бы не предательская тоска по роднымъ мстамъ, по солнцу и ясному чистому небу, да по милымъ друзьямъ и по хорошенькимъ ручкамъ Натальи Валентиновны, по возможности ихъ цловать, я охотно просидлъ бы тамъ еще столько же.

Такъ говоритъ Зигзаговъ и онъ не ломался. Его живой и впечатлительный умъ въ самомъ дл умлъ найти интересное всюду.

Корещенскій поддержалъ его. Старшинство по ссылк принадлежало ему. Онъ испыталъ ее посл эпизода съ диссертаціей, которая привела къ изгнанію его изъ родного города. Онъ провелъ въ далекихъ мстахъ всего два года.

Когда они перешли въ столовую, гд шиплъ самоваръ, и услись вокругъ стола, разговоръ какъ-то незамтно коснулся приглашенія Ножанскаго. Вс четверо знали о немъ. Левъ Александровичъ не скрывалъ своей переписки съ могущественнымъ человкомъ отъ Натальи Валентиновны и отъ Корещенскаго.

— Получили что-нибудь новое, Левъ Александровичъ? — спросила Мигурская, разливавшая чай съ какой-то необыкновенно граціозной манерой, и вскользь обратилась къ Зигзагову. — Ну, вы, конечно, за три года не разлюбили крпкій чай…

— Разлюбилъ, Наталья Валентиновна, но только тотъ, тамошній, потому что онъ пахнетъ вникомъ, которымъ уже цлый день мели комнату, но вашъ наврно сейчасъ же полюблю.

— Что-нибудь новое? — вторично спросила Наталья Валентиновна Льва Александровича и улыбнулась Зигзагову.

— Да, сегодня, — отвтилъ Левъ Александровичъ и сообщилъ о томъ письм, о которомъ говорилъ съ Максимомъ Павловичемъ. Но все тоже. Зовъ безъ опредленныхъ указаній. Вы необходимы! Вы неизбжны, такого, какъ вы, здсь недостаетъ. Я вижу васъ своимъ сотрудникомъ. Но это все очень обще, а я совершенно не выношу общихъ и расплывчатыхъ вещей. Я люблю браться за опредленное и ясное. При томъ же приходится сказать и это: сотрудничать съ Ножанскимъ, тогда какъ я почти кореннымъ образомъ не раздляю его взглядовъ…

— О, да, онъ передъ вами стушуется… Растаетъ какъ дымъ, сказала Мигурская.

— Безусловно! подтвердилъ Корещенскій. — При васъ ему не сдобровать.

— Кончится тмъ, что онъ будетъ проситься къ вамъ въ секретари, — сказалъ Максимъ Павловичъ и вс разсмялись.

— Вотъ именно въ секретари-то я его и не взялъ бы, промолвилъ Левъ Александровичъ. — Скоре товарищемъ или даже начальникомъ вытерплю. Но секретарь — это отраженіе моей души. А Ножанскій отражалъ бы ее въ изуродованномъ вид.

— Какъ выпуклое зеркало!

— Нтъ, какъ вогнутое… У него какой-то вогнутый умъ. Онъ теоретикъ и цифристъ.

— Браво, браво! — подхватилъ Зигзаговъ, ужасно любившій новыя и мткія опредленія:- цифристъ, вотъ слово, которое я запишу въ своей памяти и сдлаю его основой десятка моихъ фельетоновъ. Цифристъ, цифровая душа… Это цлый міръ….

— Да, цифристъ, иначе я не могу опредлить его, — замтно воодушевившись, сказалъ Левъ Александровичъ и глаза его загорлись какими-то перемнчивыми огнями. — Да, цифристъ… Онъ еще убжденъ, что если въ его смтахъ сходится балансъ, то этимъ все достигнуто. Я внимательно изучалъ его бюджеты… И всегда только разводилъ руками… Ножанскій устарлъ. Онъ устарлъ слишкомъ рано, еще даже не состарившись.

— Однако, сказалъ Зигзаговъ, — въ вашихъ словахъ я чувствую бойца, у котораго руки чешутся помряться силушкой… «Силушка-то по жиламъ такъ живчикомъ и переливается»… а? Вотъ бы вамъ, Левъ Александровичъ, отыскать точку, пупъ земли… Вы тогда землю перевернули бы. А, можетъ быть, вы отыскали?

— Почемъ знать! — загадочно сказалъ Левъ Александровичъ и засмялся.