Въ учрежденіи, куда поступилъ проектъ помимо министерства, экстренно было назначено обсужденіе его и защищать его выступилъ самъ Балтовъ.
Это былъ исключительный случай, когда проектъ вдомства защищалъ не министръ, а его подчиненный, при томъ въ смысл, несогласномъ съ мнніемъ министра.
И вотъ тутъ-то Ножанскій самъ, своими руками, набросилъ сев на шею петлю.
Посл того, какъ Левъ Александровичъ, съ доводами и цифрами въ рукихъ, какъ человкъ въ высшей степени подготовленный и убжденный, ршительно всхъ сдлалъ сторонниками своего проекта, поднялся Ножанскій и въ рзкихъ выраженія, несдержанно, крикливо началъ громитъ его.
При той обстановк, въ какой все это происходило, это не могло бытъ ничмъ инымъ, какъ шумнымъ потокомъ фразъ на фон ложнаго пафоса и среди враждебно настроенныхъ слушателей фразы эти производили впечатлніе какой-то глупой мальчишеской попытки, въ которой не было ни такта, ни смысла.
И когда Ножанскій кончилъ свою рчь, то, по тому угрюмому молчанію, какимъ она сопровождалась, по тому полному одиночеству, которое онъ сейчасъ же почувствовалъ, въ то время, какъ Балтовъ быль окруженъ, онъ понялъ, что его дло окончательно проиграно.
Единственнымъ возможнымъ результатомъ этого была отставка. И, такъ какъ едоръ Власьевичъ, хотя и слишкомъ поздно, но все-таки прозрлъ, то у него на этотъ разъ хватило ума и такта самому подать въ отставку. Если бы онъ этого не сдлалъ, то все равно получилъ бы ее.
И вотъ, черезъ нсколько дней посл его ужасной рчи, общество узнало о томъ, что Ножанскій вышелъ въ отставку по разстроенному здоровью.
Отставка его была обставлена вполн почетно. Съ наградой, съ повышеніемъ, словомъ со всмъ тмъ, что обыкновенно служитъ плохимъ утшеніемъ для развнчанныхъ государственныхъ свтилъ.
И чрезвычайно быстро осуществились результаты этого событія. Ничего другого и не могло бытъ. Посл того, какъ Левъ Александровичъ за министра вышелъ защищать проектъ въ высшемъ учрежденіи и сдлалъ это блестяще, оставалось только перетасовать роли, что и было сдлано.
Левъ Александровичъ Балтовъ, съ соотвтствующимъ повышеніемъ, былъ назначенъ министромъ, а Корещенскій, — это ужъ само собою разумется, — сдлался директоромъ департамента.
Это было время, когда общество врило еще въ героевъ. Придетъ какой то человкъ съ сильнымъ умомъ, твердой волей, съ необыкновенно широкими идеями, и однимъ движеніемъ сильной руки повернетъ на новый путь ходъ государственной машины.
Было уже нсколько такихъ счастливцевъ, на которыхъ возлагались надежды и скоро наступало разочарованіе. Но жажда и необходимость новаго быстро залчивала эту рану и общество не переставало надяться. И самымъ яркимъ изъ нихъ, такъ сказочно-быстро выползшихъ на поверхность, былъ новый министръ.
Его возвышеніе сопровождалось эффектной борьбой съ Ножанскимъ и окончилось блестящей побдой. Его первоначальная карьера и вся прошлая дятельность привлекли къ себ симпатіи и ему рукоплескали вс, какъ въ верхнихъ слояхъ, такъ и въ обществ.
Удивительне всего то, что Балтовъ въ сущности ничего не общалъ. Вся его административная дятельность была чисто дловая. Онъ ни разу не вышелъ изъ круга финансовыхъ интересовъ.
Но обществу нужно было на кого нибудь надяться, и естественно, оно избирало личность, которая была окружена такимъ ореоломъ и цлой головой стояла выше своей среды.
Тотчасъ посл назначенія, Левъ Александровичъ облачился въ новый мундиръ и похалъ съ визитомъ къ Ножанскому. Онъ не имлъ въ виду никакихъ іезуитскихъ цлей, ему даже былъ тяжелъ этотъ визитъ, но онъ считалъ его своимъ оффиціальнымъ долгомъ.
И Ножанскій отомстилъ ему такъ, какъ только могъ отомстить человкъ, окончательно растерявшій свои шансы. Онъ не принялъ его, но при этомъ не придумалъ какого-нибудь благовиднаго предлога, а просто веллъ сказать новому министру: «его высокопревосходительство принятъ не могутъ».
Левъ Александровичъ посмотрлъ на это, какъ на крикъ отчаянія, и не придалъ этому никакого значенія.
Ножанскій же получилъ отпускъ и ухалъ за границу.
XV
Домашняя жизнь въ дом Балтова сложилась очень странно.
Въ дом какъ будто жили только женщины и при томъ на разныхъ половинахъ квартиры, встрчаясь только за обдомъ, длая другъ другу любезныя лица, но стараясь говоритъ какъ можно меньше.
Левъ Александровичъ съ утра до вечера былъ занятъ вн дома. Служба въ канцеляріи, засданія въ разныхъ высшихъ совтахъ, занятія въ коммиссіяхъ, все это отнимало у него все время.
Прізжалъ онъ домой часамъ къ восьми, наскоро обдалъ и сейчасъ же узжалъ, чтобы вернуться изъ какой-нибудь коммиссіи часа въ два ночи.
Въ квартир было тихо и невозмутимо. Только Вася своей рзвостью нарушалъ тишину, но часто и на него нападала какая-то робость и онъ притихалъ и тогда уже квартира дйствительно начинала походить на склепъ.
Лазавета Александровна вполн мирилась съ такимъ положеніемъ. Она не нуждалась въ обществ. Но Наталью Валентиновну это тяготило. Она была совершенно одинока.