«Несвоевременность», — это слово ршительно всхъ повергало въ изумленіе. Можно было говорить о несовершенств, о недостаточной разработк, о чемъ угодно, но не о несвоевременности вопроса, явно назрвшаго и требовавшаго ршенія.
Люди пожимали плечами и отправлялись въ департаментъ. Здсь имъ любезно объясняли все — и самый проектъ и его судьбу. Да, дйствительно, въ министерств поднятый вопросъ нашли несвоевременнымъ.
Тогда въ газетахъ появились громовыя статьи по адресу министерства. Говорили о мертвецахъ, которыхъ давно надо похоронить.
Въ кругахъ же вліятельныхъ вдругъ вспомнили старую обиду, заключавшуюся уже въ самомъ факт долголтняго вліянія Ножанскаго, пришедшаго съ улицы, и тамъ стали громко высказывать негодованіе. При этомъ совершенно забывали, что Балтовъ тоже, вдь, пришелъ «съ улицы». Но онъ еще не на столько выдвинулся, чтобы его положеніе могло кому-нибудь казаться обиднымъ.
Въ обществ возвращеніе проекта произвело скандалъ. Объ этомъ стали говорить не только въ частныхъ кругахъ, но и въ высшихъ учрежденіяхъ, и прямо требовали, чтобы проекту Балтова данъ былъ ходъ.
Такимъ образомъ Ножанскій самъ себ устроилъ безвыходное положеніе. Помимо министерства проектъ не могъ получитъ движеніе, а министерство отвергло его цликомъ и не оставило при этомъ никакой лазейки для отступленія.
Тутъ Ножанскій, наконецъ, понялъ свою крупную ошибку и захотлъ поправитъ ее. Въ департамент была получена бумага, въ которой предписывалось проектъ переработать и въ новомъ вид представить въ министерство.
Но департаментъ, поддержанный обществомъ, стоялъ уже твердо въ этомъ вопрос и сухо отвтилъ, что считаетъ проектъ вполн разработаннымъ и ничего не находитъ нужнымъ прибавлять къ нему.
Результатомъ этого было нчто неожиданное: Ножанскій пріхалъ къ Льву Александровичу. Это было свиданіе, ничмъ не напоминавшее прежнее.
Ножанскій вначал еще пустилъ было въ ходъ старый пріятельскій тонъ и говорилъ:
— Голубчикъ мой, Левъ Александровичъ, мы съ вами старые пріятели и слишкомъ хорошо знаемъ и цнимъ другъ друга…
Но, поднявъ глаза, онъ увидлъ, что тонъ этотъ Львомъ Александровичемъ совершенно не принимается. Лицо Льва Александровича было сухо и холодно. Онъ сказалъ:
— едоръ Власьевичъ, департаментъ отвтилъ то, что долженъ былъ отвтитъ по совсти. Онъ не считаетъ возможнымъ переработать проектъ, у него уже нтъ для этого никакихъ данныхъ. Вдь, мы работали надъ нимъ больше двухъ мсяцевъ.
— Да, но это можно было бы сдлать формально… Вы же понимаете, вы не можете не понимать, что тутъ произошло недоразумніе…
— Нтъ, едоръ Власьевичъ, я не считаю это недоразумніемъ и думаю, что вы также не можете этого не понимать…
Тутъ Ножанскій понялъ, что для частнаго соглашенія все отрзано и больше не продолжалъ въ этомъ тон.
Онъ ршилъ дйствовать твердой властью. Сухо разставшись съ Балтовымъ, онъ отправился къ себ. Онъ потребовалъ къ себ на домъ чиновниковъ и распорядился, чтобы завтра же въ департаментъ было послано простое не мотивированное требованіе прислать проектъ въ министерство.
Но онъ забывалъ, что, за время его раздражительнаго ворчанія на дятельность Балтова, вокругъ Льва Александровича образовалась уже сильная и многочисленная партія, и что пропаганда его имени шла уже помимо его самого.
Пока въ министерств составляли бумагу, въ департамент было получено предложеніе изъ высшаго учрежденія немедленно представить проектъ помимо министерства.
Можетъ быть, здсь было допущено отступленіе отъ законовъ, но произошло это въ силу необходимости. Для всхъ было ясно, а для кого не было, тому разъяснили, что въ министерств умышленно чинятъ препятствія и потому было совершенно необходимо прибгнуть къ этому экстренному способу.
И проектъ былъ отосланъ изъ департамента съ такой быстротой, какая обыкновенно несвойственна казеннымъ бумагамъ. Такимъ образомъ, когда министерство прислало свое строгое требованіе, департаментъ имлъ полное право просто отвтить ему, что, согласно требованію такого-то высшаго учрежденія, проектъ уже отосланъ туда.
Это былъ для Ножанскаго настоящій ударъ. Онъ понялъ, что попалъ въ ловушку, но не имлъ права никого обвинятъ. Онъ самъ разставилъ себ эту ловушку.
Тмъ не мене, онъ не отказался еще отъ активныхъ дйствій и принялъ нкоторыя мры: онъ похалъ къ нкоторымъ лицамъ, которыхъ считалъ друзьями, но здсь онъ нашелъ холодъ.
Это были люди, которые, не имя опоры въ собственныхъ способностяхъ и заслугахъ, длались сторонниками и друзьями всякаго успха.
Въ свое время успхъ Ножанскаго привлекъ ихъ на его сторону, но теперь успхъ уже перевалилъ на сторону новаго свтила — Балтова, и они были вс къ его услугамъ.
И Ножанскому оставалось сложить оружіе: даже теперь еще было не совсмъ поздно, Но онъ уже не сладилъ съ собой и у него не хватило на это силы.
У него былъ еще одинъ шансъ — правда, совершенно отчаянный и почти безнадежный — но ему казалось, что не было уже такой вещи, которая могла бы ухудшить его положеніе, поэтому онъ шелъ уже на проломъ.