Канун

У Льва Александровича были несмтныя знакомства, но вс они были служебныя или дловыя. Съ нимъ видлись въ канцеляріи и въ разныхъ коммиссіяхъ, его ловили чуть-ли не на порог, но домъ его оставался для всхъ закрытымъ. Только Корещенскій иногда забгалъ къ Наталь Валентиновн, чтобы поцловать ея руку, но оставался не больше пяти минутъ. Онъ всегда торопился. Онъ былъ заваленъ работой пожалуй еще больше, чмъ самъ Левъ Александровичъ. Его имя постоянно фигурировало въ коммиссіяхъ; казалось, безъ нero не могло обойтись ни одно государственное дло, всюду былъ важенъ его голосъ.

Поэтому Наталъя Валентивовна дятельно поддерживала переписку съ югомъ. Тамъ остались въ сущности вс ея друзья.

Отъ Зигзагова она получала письма часто и вс они были полны лирическихъ изліяній, впрочемъ, большею частью мрачнаго свойства. Изъ этихъ писемъ она, наконецъ, поняла, до какой степени Максимъ Павловичъ былъ одинокимъ человкомъ. Онъ писалъ ей.

«Посл вашего отъзда я почувствовалъ себя камнемъ. Меня окружаетъ шумное общество и все это милыя, молодыя лица, я понимаю ихъ стремленія, моя голова связана съ ними тысячами нитей. Но только голова, голова. Я чувствую, что для нихъ я слишкомъ зрлъ. Они не понимаютъ моей скептической усмшки. Они не понимаютъ, что можно увлекаться благородной идеей, можно даже жертвовать для нея своимъ личнымъ благомъ, не вря въ ея осуществленіе.

Да, такова странность моей души. Я скептикъ отъ головы до ногъ и въ то же время я увлекаюсь, я способенъ горть и лзть на стну.

„Увлекающійся скептикъ“ — вотъ, можетъ быть, самая неестественная фигура, какую вы когда либо встрчали. Вы не понимаете? Ну, такъ я объясню вамъ въ одномъ слов: красота.

Вдь увлеченіе идеей, это удивительно красивая вещь, это самое высшее проявленіе красоты. А она, голубка, всегда была моимъ кумиромъ. Можетъ быть, изъ за нея я и одинокимъ остался, и останусь на всю жизнь, если она продлится.

Ибо въ живомъ человк красота осуществляется крайне несовершенно и грубо. Какъ бы ни была прекрасна женщина, но когда я подхожу къ ней поближе, то не могу не разглядть въ ней животнаго и оно то все губитъ. Оно живетъ во мн и въ васъ и даже… даже въ его превосходительств, господин министр.

Но идея, она можетъ быть божественно прекрасна, она лишена плоти и она никогда не бываетъ грубой и животной.

И знаете что: вы мн кажетесь почему-то такой же прекрасной, какъ идея. Въ васъ я не видлъ того, что отталкиваетъ меня отъ другихъ женщинъ. Вамъ я поклоняюсь, какъ врующій жрецъ поклоняется своему идолу. И вотъ почему теперь я такъ нестерпимо одинокъ».

Володя тоже изрдка писалъ ей. Онъ все собирался пріхать, чтобы «сдлаться благоразумнымъ» и начать свою карьеру при Льв Александрович. Но, судя изъ намековъ въ его письмахъ, ему мшалъ романъ. Кажется, онъ въ кого-то влюбился.

Но однажды она получила отъ Володи письмо, которое страшно встревожило ее. Онъ писалъ о Максим Павлович.

«Вашъ другъ Максимъ Павловичъ ведетъ себя странно. Онъ, который всегда былъ проповдникомъ свжей головы и былъ врагомъ всякихъ наркозовъ, вдругъ началъ попивать. На его вечерахъ, которые продолжаются, вино стало играть первостепенную роль. Нердко его можно видть въ ресторан, сидящимъ одиноко за столикомъ и выпивающимъ.

Въ такіе часы онъ длается страшно мрачнымъ, а когда порядочно выпьетъ, начинаетъ вступать въ разговоры съ постителями и тутъ онъ произноситъ громовыя рчи.

За эти рчи всякаго другого давно забрали бы въ полицію, но его имя защищаетъ его. Впрочемъ, это бываетъ съ нимъ періодически.

Напишите ему доброе дружеское письмо, Наталья Валентиновна. Онъ очень дорожитъ вашей дружбой. Кажется, вы одна только и можете благотворно повліять на него».

Наталья Валентиновна, разумется, не отказала ему въ добромъ дружескомъ письм. Но это, кажется, не помогло. Володя не сообщалъ ей никакихъ утшительныхъ встей.

И вотъ однажды она получила отъ Володи коротенькое письмо, написанное тревожнымъ почеркомъ.

«Съ Максимомъ Павловичемъ случилась бда. Дв недли онъ нетрезвъ, а сегодня утромъ покушался убить себя. Пуля засла у него въ виск. Будетъ операція. Серьезной опасности, кажется, нтъ, но настроеніе его не общаетъ ничего хорошаго. Боюсь повторенія.

Милая Наталья Валентиновна. Погибаетъ хорошій человкъ и свтлая голова. Неужели ничего нельзя придумать, чтобы перетащить его въ Петербургъ поближе къ друзьямъ? Да и свта тамъ все-таки больше. Здсь, несмотря на то, что солнце свтитъ ярко, ужасно темно. Впрочемъ, вы это знаете».

Потомъ отъ Володи были получены боле успокоительныя извстія. Максиму Павловичу сдлали операцію, которая прошла благополучно. Пуля была вынута.

Посл операціи Зигзаговъ поправился и совершенно измнился. Онъ пересталъ пить и началъ вести себя спокойно. Вечера у него на квартир приняли прежній характеръ.

Въ одинъ изъ декабрьскихъ дней Володя пріхалъ въ Петербургъ и съ вокзала явился прямо къ дяд.

Наталья Валентиновна была еще въ постели, когда ей принесли его карточку. Она поторопилась одться и вышла къ нему.

Онъ сильно измнился. Возмужалъ, лицо его загорло и обросло волосами.