Канун дня всех святых

– Подобно тому как римляне срубили деревья друидов и опрокинули бога мертвых, мы нашим собором бросили такую тень, что приструнили всех ведьм, а убогих кудесников и жалких чудодеев прижали к ногтю. Покончено с ведьмиными огоньками. Только эта великая свеча – Нотр-Дам. Вуаля!

Мальчики засмеялись от удовольствия.

Ибо на место легла последняя ступенька.

Они достигли самого верха, тяжко дыша.

Собор Парижской Богоматери окончательно отстроен.

Бом!

Пробил последний звонкий час.

Большой бронзовый колокол содрогнулся.

И повис пустозвоном.

Мальчишки заглянули в его разверстое, как пещера, устье.

Язык колокола, напоминавший очертаниями Пипкина, исчез.

– Пипкин? – прошептали они.

– …кин, – ответил колокол слабым эхом.

– Он где-то рядом. Завис в воздухе, где он обещал нас встретить. A Пипкин свое слово держит, – сказал Саван-де-Саркофаг. – Оглянитесь, мальчики. Изысканная ручная работа, а? То, на что ушли столетия труда, мы сотворили в миг, а? Но увы и ах! Тут кроме Пипкина не хватает еще кое-чего. Чего именно? Посмотрите вверх. Озирайтесь по сторонам. Ну?

Мальчики озадаченно присмотрелись.

– Гммм…

– Вам не кажется, мальчики, что здесь всё выглядит чересчур заурядно? Буднично? Без прикрас?

– Горгульи!

Все обернулись, чтобы посмотреть на…

…Уолли Бэбба, который вырядился на Хэллоуин горгульей. Его лицо просияло от озарения.

– Горгульи. Не хватает горгулий.

– Горгульи, – проулюлюкав, произнес Саван-де-Саркофаг, эффектно высунув извилистый язык ящерицы. – Горгульи. Установим? Мальчики?

– Как?

– Думаю, их можно привлечь свистом. Посвистите, чтобы призвать демонов, мальчики, посвистите, чтобы вызвать чудищ, тихонько посвистите, чтобы вызвать свирепое, клыкастое зверье, что маячит во тьме.

Уолли Бэбб сделал глубокий вдох.

– Вот!

Он засвистел.

Все засвистели.

A что же горгульи?

Слетелись гурьбой.

Глава 16

Безработные по всей ночной Европе поежились в беспросветном сне и пробудились.

А потому, что всё древнее зверье, все старые-старые сказки, все ветхозаветные кошмары, все демоны, отставленные за ненадобностью, все ведьмы, брошенные на произвол судьбы, вздрогнули, вздыбились, задрожали от свиста, от приказа, от призыва и, оседлав пылевые вихри, ринулись в путь, рванули в небеса, пулей прошивая кроны деревьев, вброд преодолевали ручьи, вплавь – реки, пронзали облака и прибывали, прибывали, прибывали.

А еще потому, что все отмершие статуи и истуканы, полубоги и божества Европы, лежавшие жутким снежным покровом в развалинах, позаброшенные, заморгали, ожили и повыползали, как саламандры, на дороги, взмыли, как летучие мыши, в небо, засеменили, как дикие динго, в кустарниках. Полетели, понеслись вскачь очертя голову.

Под всеобщий восторг и восхищение, под галдеж мальчишек, которые высунули головы вместе с Саван-де-Саркофагом, своры жутковатых тварей с севера, юга, востока и запада сгрудились у ворот, дожидаясь свиста.

– Облить их, что ли, раскаленным добела расплавленным свинцом?

Мальчики заметили ухмылку Саван-де-Саркофага.

– Конечно, нет, – сказал Том. – Горбун это уже сделал много лет тому назад!

– Ладно, обойдемся без обжигающей лавы. Тогда позовем их свистом наверх?

Все засвистели.

И, покорные зову, своры, стаи, прайды, скопища, сонмища, неистовые потоки чудовищ, монстров, необузданные пороки, опустившиеся добродетели, забракованные святоши, слепая гордыня и пустопорожняя напыщенность поползли вверх слизью, дерзко выбрасывая побеги по стенам Нотр-Дама. Наплыв ночных кошмаров, потоки воплей и шарканья наводнили собор, покрыв коростой все зубцы стены и выступающие вверх камни.

Тут бегали свиньи, там карабкались сатанинские козлища, а на других стенах дьяволы высекали себя заново, сбрасывая старые рога и отращивая новые, сбривая бороды и отпуская червеобразные щупальца усов.

Орды лангустов и неуклюжих взбалмошных каракатиц несли маски и личины, роем карабкаясь на стены, захватывая контрфорсы. Здесь были и головы горилл – злоба и зубы, и человечьи головы с торчащими изо рта колбасами, а в паучьих лапах пританцовывала маска Шута.

Происходило столько всего, что Том сказал:

– Ничего себе! Сколько же всего происходит!

– А сколько еще произойдет! – заверил Саван-де-Саркофаг.

Ведь Нотр-Дам кишмя кишел всякой живностью, ползучими косыми взглядами и масками; тут драконы гонялись за детьми, киты заглатывали Иону и носились колесницы, забитые черепами и костями. Акробаты и жонглеры, изуродованные полудемонами, прихрамывали и падали, замирая в неестественных позах, на кровлю.

Всё это сопровождалось игрой кабанчиков и свиней на арфах и скрипочках, а собаки выдували из волынок музыку, которая завораживала и приманивала к стенам новые толпы несуразиц и недоразумений, которые навсегда попадали в западню каменных ниш.

Вот обезьяночеловек бренчит на лире; бултыхается тетка с рыбьим хвостом. Вот Сфинкс вылетает из тьмы, отбрасывает крыла и превращается в женщину и во льва, половина на половину, и устраивается на века почивать в тенечке под гудение колоколов в вышине.

– Кто они? – вскричал Том.

Саван-де-Саркофаг фыркнул, взглянув вниз: