Капер

Во второй раз я очень медленно подвел фрегат к корме галеона на дистанции менее кабельтова. На палубах испанского корабля толпились матросы и солдаты, готовясь отразить абордажную атаку. Наш залп оказался для них неприятным сюрпризом. Наверное, решили, что мы так же, как и они, стреляем только раз, а потом схватываемся врукопашную. Пушки правого борта почти без промаха всадили ядра в кормовую надстройку, пронзив ее насквозь, а карронады выкосили картечью людей и книппелями сильно повредили нижние паруса на передних мачтах. Теперь испанцы не смогут маневрировать.

Я приказал убрать верхние паруса и положить главные на мачту. Пока комендоры заряжали пушки и карронады, мы медленно смещались задним ходом к галеону. Первыми были готовы карронады. Они и выстрелили по испанским матросам, которые пытались поднять латинский парус на втором гроте, и по солдатам, которые обстреливали нас с палуб и марсов из фальконетов, мушкетов и аркебуз. Солдат на галеоне было многовато. Утешало, что стреляли неточно. У нас был всего один раненый в грудь матрос, который упал вниз головой с перта фор-марса-рея на палубу. Когда его подняли, был еще жив. Мои матросы тоже палили по испанцам из мушкетов и аркебуз и с такой же точностью. Зато азарта и шума было много.

Залп пушек окончательно разрушил верхние четыре палубы кормовой надстройки и порядком повредил нижние. Видимо, пострадало и рулевое устройство. Несмотря на все еще целый блинд, галеон начал поворачиваться бортом к ветру. Нам пришлось переместиться немного вперед, чтобы быть строго за кормой вражеского корабля. Заодно немного приблизились к нему. Теперь дистанция между кораблями была не больше ста двадцати метров.

— Карронадам по готовности стрелять картечью, а пушкам взять ниже, на уровень опердека и гондека противника! — приказал я. — Не торопиться, целиться тщательно!

Спешить нам теперь незачем. Будем вести продольный огонь, пока противник не сдастся. Карронады начали стрелять вразнобой, не давая экипажу галеона поставить паруса и поражая солдат, которые упорно обстреливали нас из-за укрытий, в том числе — из-за груд обломков, в которые все больше превращалась кормовая надстройка. Наши пушки били ниже. Ядра проломили в корме кривую фигуру, вытянутую по вертикали. Стали видны пушки на опердеке и гондеке. Картечь выгнала оттуда комендоров и тех, кто там прятался. На палубах возле пушек осталось много трупов. Но враг не сдавался.

После восьмого залпа я приказал сделать перерыв. Пусть орудия остынут. Заодно дадим испанцам шанс сдаться. Ждал минут двадцать. Галеон казался вымершим. Такое впечатление, что на нем не осталось ни одного человека, способного помахать белой тряпкой и крикнуть, что сдаются.

— Пушкам возобновить обстрел! Карронадам стрелять по очереди и только в случае появления людей! — приказал я.

Порох дорог, не будем переводить зазря.

Белый флаг, точнее, чью-то рубаху, испачканную кровью, показал нам подросток лет четырнадцати, одетый в такую же, только без красных пятен. Он взобрался на гору обломков, в которые превратилась надстройка, и несколько раз махнул рубахой, причем не над головой влево-вправо, а перед собой и вверх-вниз, словно вытряхивал из нее пыль.

— Оставишь в помощь своим десятка два испанских матросов, а остальных переправишь сюда. Офицеров и пассажиров — в первую очередь, — отдал я распоряжение Яну ван Баерле. — Потом ставь паруса, ложись на курс норд-ост и заколачивай пробоины, начиная снизу.

Будем надеяться, что нас по пути до Ла-Рошели не прихватит шторм. С такими пробоинами галеон долго не продержится.

Ян ван Баерле вернулся на фрегат с пленными офицерами. Уцелело их всего два. Один был артиллеристом, а второй — капитаном роты, которую перевозили на галеоне. Точнее, рота охраняла груз.

— Они везли деньги! — захлебываясь от радости, выпалил мой шурин, едва ступил на палубу. — Много денег, несколько сундуков золотых дукатов!

Не сундуков, а сундучков, покрытых красно-золотым лаком и с бронзовыми замками и рукоятками. В каждом лежало десять тысяч золотых цехинов или, как их называли чаще, дукатов. Все монеты были новые, недавно отчеканенные.

— Эти деньги заняли у венецианцев, — рассказал капитан испанской роты, — чтобы выплатить зарплату солдатам, которые воюют в Голландии.

Что ж, получилось, что мы нанесли испанской армии два удара. Во-первых, оставили ее солдат без зарплаты и сильно понизили их боевой дух; во-вторых, князю Оранскому теперь будет на что нанять новую армию. Впрочем, у меня было подозрение, что и на этот раз князь потратит деньги впустую, доверив командование Батенбургу или другому такому же удачливому, если ни сказать обиднее, командиру.

6