Задуло во второй половине дня, с юга. Ветер быстро усилился метров до тридцати в секунду и начал заходить против часовой стрелки. Хлынул такой ливень, что вода не успевала стекать с главной палубы за борт, словно забились все шпигаты. Дождевая вода перекатывалась от фальшборта к фальшборту, увлекая за собой всё, что позабыли закрепить. Одна радость — вода эта была прохладной. Матросы голяком выбирались из кубрика и по несколько минут стояли под мощными струями, чтобы охладиться. Заодно и мылись. С гигиеной что у голландцев, что у англичан большие проблемы. Мои регулярные купания считают придурью богатого человека. Я приказал всем кораблям вытравить с кормы за борт по два-три каната. Так мы и дрейфовали в сторону Каракаса до утра.
Утром дождь прекратился, а ветер, дувший теперь с юго-запада, убавился баллов до шести. Только высокие волны и ветки деревьев, плавающие на них, напоминали о вчерашней свистопляске. Нас прихватила лишь южная часть урагана, причем не очень большого. Я приказал поставить зарифленные паруса и лечь на курс норд-норд-вест, чтобы покинуть Карибское море, пройдя между островами Гаити и Пуэрто-Рико. В Атлантике нас подхватит Антильское течение, которое возле полуострова Флорида сольется с Флоридским, а потом оба станут частью Гольфстрима.
Посередине океана нас догнал второй шторм, примерно такой же сильный. Прятаться было негде, поэтому четыре дня мы носились по высоким волнам, со страшной силой кренясь с борта на борт. Даже бывалые моряки, увидев встававшую перед фрегатом огромную волну, начинали креститься и шептать молитву. Бывший флагманский галеон набрал много воды, но, благодаря плавучему грузу, не утонул. После окончания шторма на него перевезли еще две помпы и совместными усилиями откачали воду.
Через месяц и два дня мы увидели острова Силли. Когда впередсмотрящий прокричал, что видит землю, экипаж фрегата дружно заорал от счастья. Здесь им уже было ничего не страшно. Таких штормов, как нас прихватывали у берегов Южной Америки и посередине Атлантики, в Ла-Манше точно не будет. Впрочем, не случилось вовсе никаких. Мы спокойно добрались до Саутгемптона. Там задержались на десять дней, продали захваченные корабли и добычу с них. В Англии цены на корабли выше, особенно на построенные специально для войны, которые хороши для пиратства и перевозки рабов. Англичане пока посредственные кораблестроители и навигаторы, учатся у голландцев и французов.
— До мая месяца? — прощаясь, спросил я Вильяма Стонора.
— Не знаю, — ответил он и процитировал: — «Лучше горсть с покоем, нежели пригоршни с трудом и томлением духа».
Всем бы такие горсти, какие он нагреб в этом походе! Впрочем, я нагреб еще больше.
— Я напишу в конце зимы, какое приму решение, — продолжил лорд Стонор.
Не захочет — и не надо. Мне тоже начало казаться, что не стоит гоняться за очень большими деньгами у берегов Америки, попадать в ураганы и обычные шторма. Можно взять просто больше деньги поближе, в местах поспокойнее.
40
В Роттердаме на фрегат первым прибыл мой компаньон Рольф Шнайдер. Усевшись у меня в каюте за стол, он осушил бокал вина и жестом показал Йохану Гигенгаку, чтобы наполнил по-новой. Роттердамцы считают мэра вторым богачом города. Это не мешает Рольфу Шнайдеру пользоваться любой халявой, какая только подвернется. Чем богаче он становится, тем скромнее одевается. Единственное украшение — золотая цепь, на которой висит овальная эмаль с гербом города.
Поглаживая окладистую густую темно-русую бороду, мэр медленно, словно так и не освоил голландский язык, произносит:
— Наш князь послов отправлял к английской королеве. Хочет под ее руку.
— И она согласилась? — поинтересовался я.
— Пока нет, — ответил он и повторил: — Пока.