Капетинги. История династии (987–1328)

Если обратить внимание на денежную эмиссию, надо отметить, что парижский денье стал тяжелей, чем при Филиппе Августе, а в 1266 г. появился турский грош как подражание монетам торговых итальянских городов. Его чеканили из расчета 58 из труаской марки, он весил 4,2198 г и приравнивался к турскому су. По праву нося изображение креста и надпись Ludovicus rex, он обеспечил большой престиж монетам Капетингов, позволив им вытеснить баронские монеты, и пользовался большой популярностью в международной торговле. Этого нельзя сказать о золотом экю, созданном между 1266 и 1270 г. Теоретически он должен был весить 4,1957 г, чеканиться из расчета 58 1/3 из марки и стоить 10 турских су, но нашел лишь ограниченное распространение. Тем самым Французское королевство перешло к системе биметаллизма на основе фиксированного соотношения цен на золото и серебро (9,65), и в этом числе с 1266 по 1270 г. не было ничего произвольного, потому что это соотношение соответствовало коммерческому курсу обоих металлов. Курс этой монеты Людовика Святого оставался стабильным до 1290 г.

Далее мы проанализируем ордонанс 1269 г., пресекавший богохульство, причем требования этого ордонанса касались не только религиозной сферы, но и государственных структур, претерпевших глубокую трансформацию с 1226 по 1270 г. Главным направлением политики было не расширение домена, как при Филиппе Августе, а качественное улучшение управления им, сопряженное с ощутимой эволюцией политических представлений. Если для первых двух десятилетий были характерны немалые трудности, то 1254–1270 гг. прошли под знаком почти непрерывных реформ. Лучше организованная администрация, лучше контролируемые чиновники, более строгий надзор над городами, хорошая монета — все способствовало укреплению монархии и стабилизации французского общества. Анархия вышла из моды, как показывает решение парламента, в феврале 1270 г. приговорившего сеньора Вьерзона компенсировать ущерб купцу, который был среди бела дня ограблен, пересекая земли этого сеньора. Отныне всякая территориальная власть должна была содействовать королевскому миру.

Христианнейший король

Связанных с этой избитой темой как шаблонов, так и наивных представлений хватает в избытке. Надо ли еще раз цитировать Жуанвиля? «Этот благочестивый человек любил Бога всем сердцем и следовал ему во всех делах. […] Был он сдержан в своих выражениях; и никогда в жизни я не слышал, чтобы он сказал о ком-нибудь что-то худое, как никогда не слыхивал, чтобы он помянул дьявола, каковое слово очень распространено в королевстве, что, как я полагаю, вовсе не угодно Богу. Вино он разбавлял, поскольку сознавал, что неразбавленное может причинить вред». Надо ли снова пересказывать некоторые назидательные анекдоты? Благочестивый вопреки всему, он, возвращаясь из Святой земли, велел установить на своем корабле алтарь со святым причастием. Нетерпимый святоша, он не выносил игры в кости, даже если ей предавался его брат Карл Анжуйский. Доблестный рыцарь, в презрении к опасности он доходил до неразумия, например, отказываясь покидать корабль, севший на мель. Эти несколько обрывков exempla хорошо показывают, какие опасности подстерегают нас: либо впасть в самую пошлую апологетику, либо неверно оценить некоторые психологические установки короля, рассматривая их в отрыве от окружающего. Есть ли лучший способ избежать подобных искажений действительности, чем критическое переосмысление источников? В отсутствии документов о процессе канонизации, от которых сохранились лишь фрагменты, остаются «жития» исповедника Жоффруа из Болье и Вильгельма Шартрского, а также Гильома из Сен-Патю[209] (исповедника королевы Маргариты с 1277 по 1295 г.) и Жуанвиля. К ним добавляются «Речи Людовика Святого»[210], включающие послание короля подданным от 1250 г., и его «Наставления» Филиппу Смелому и Изабелле Наваррской, написанные, вероятно, между июнем 1267 г. и февралем 1268 г. Все это не считая информации, которую мы можем почерпнуть в королевских ордонансах.

Образец христианского рыцаря