Капетинги. История династии (987–1328)

Вас предали, так думает каждый […]
Ваши рыцари с кухни […].
Но у вас такой совет,
Что вы теряете Аллилуйю […]
Вам выдают пузырь за фонарь
Те, кто справа и слева
Окружает вас; и щипать траву,
Государь, заставляют вас, и из «орла» делают «решку»[246]

.

Было бы неправильно отождествлять всех советников монарха со знаменитыми легистами-южанами, пусть даже последние внесли большой вклад в формирование духа царствования. Состав Совета оставался еще очень непостоянным. Первые места занимали в нем принцы, братья короля, — Людовик д’Эвре и прежде всего Карл Валуа, очень влиятельный в дипломатической сфере, получивший в 1301 г. поручение помочь Карлу II Анжуйскому отвоевать Сицилию. Проезжая через Флоренцию, он дал возможность «ультрагвельфской» партии «черных» одержать верх над более умеренной партией «белых». Королева Жанна имела право говорить в Совете только о том, что имело отношение к Шампани и Наварре. В 1305 г. она основала в Париже знаменитую Наваррскую коллегию, которой предстояло стать во второй половине XIV в. настоящим питомником ученых и богословов. Сыновья короля, в частности будущий Людовик Сварливый, тоже участвовали в работе Совета, и их примеру следовали такие крупные феодалы, как граф Артуа. Высшие сановники особо не блистали в этом органе, принимавшем решения в последней инстанции, поскольку должности сенешаля и канцлера оставались вакантными, а должности королевского казначея и виночерпия, на которые отныне назначали простых камергеров, утратили престиж.

Людей короля (категория еще расплывчатая) вызывали в Совет в зависимости от проблем, которые предстояло там обсуждать. Если речь шла о финансах и налогах, интересовались мнением парижского горожанина Бенуа Кокатрикса или флорентийских купцов Биша и Муша, на которых был возложен контроль над расходами королевской казны. Но бывало также, что советовались с Гандуфлем д’Арселем, богатейшим из жителей столицы, и Бетеном Кассинелем, которому в то время были подчинены монетные мастерские. Если речь заходила об общей администрации, обращались к легистам, самым знаменитым из советников Филиппа IV. Термин «легист», по видимости простой, на самом деле может дать повод для путаницы. В широком смысле слова легисты были не кем иным, как людьми, имевшими ученые степени в области римского права, вышедшими из университетов Тулузы, Монпелье или Орлеана, ставшими адвокатами или прокурорами короны, следователями или комиссарами короля, иногда продолжавшими преподавать или сохранявшими частных клиентов. В узком смысле слова легисты составляли элиту, «цвет» обладателей юридических ученых степеней, тех из них, кто добрался до высоких должностей в центральной администрации. Если верить Жану Фавье, то лет за тридцать из питомника юристов вышло двадцать-тридцать профессиональных политиков и едва ли больше. Селекция была строгой, чтобы не сказать — беспощадной. Из нескольких десятков юристов пробиться в Королевский совет удавалось одному. Эти «выскочки» в хорошем смысле слова достаточно часто имели низкое происхождение, принадлежа к горожанам или к недавней знати. Они могли долго ждать — например, Понс д’Омелас, в 1292 г. доктор права, до 1304 г. преподаватель и юрист-практик, потом судья в Руэрге, до тех пор пока в 1310 г. ему не поручили заняться расследованиями в Парижском парламенте, или Филипп де Вильпре (он же Выкрест (Cornvers), прозванный так потому, что родился евреем), поочередно сборщик налогов, смотритель королевских лесов и следователь на землях от Иль-де-Франса до Лангедока. Главное, что они в любом случае яростно стремились отстаивать права короля и выступать их пропагандистами, используя лапидарные формулировки, предвосхищавшие современные лозунги. Король, говорили они, «император в своем королевстве»; он вправе творить в нем законы, взимать налог, предоставлять и отменять привилегии. Они считали, что он стоит выше закона: «Чего хочет король, того хочет закон». Порывая в этом с томистскими представлениями, они не желали считать монарха просто уполномоченным политического сообщества: «Король не обязан своей королевской властью никому, кроме своего меча и самого себя». Было еще несколько фундаментальных концепций, способствовавших идеологическому сплочению этого маленького ядра апологетов абсолютизма. Они были твердо привержены представлениям о неотчуждаемости домена, о наследовании короны по мужской линии и о проведении различия между короной, абстрактным понятием, и особой короля[247].