Капиталисты поневоле

Если бы хлопковая промышленность в 1760 г. целиком зависела от фактического спроса на штучные товары, который тогда существовал, железные дороги—от фактического спроса в 1850 г., автомобильная промышленность — от этого же в 1900 г., то ни одна из этих индустрий не произвела бы технической революции... Капиталистическое производство, следовательно, должно было найти способы создать свои собственные, расширяющиеся рынки, исключая редкие и изолированные случаи, это было невозможно в феодальных рамках. Кроме того, совсем не ясно, были ли эти ранние стадии социальной трансформации достаточно быстрыми и обширными, чтобы произвести такую стремительную экспансию спроса, или перспектива такой дальнейшей экспансии — столь соблазнительной и надежной, чтобы подтолкнуть мануфактурщиков к технической революции. Частично это потому, что создание «развитых областей» в XVII — начале XVIII в. было относительно незначительным и рассеянным. Если индустриальная революция все же произошла, то некоторое число стран или индустрий должно было действовать на некоей «искусственной тяге», которая поддувала алчность предпринимателей, пока не нагнала их до момента самовозгорания ([1954], 1965, с. 43-44).

Хобсбаум определил три источника «искусственной тяги»: 1) «торговля всех стран была в основном сконцентрирована в руках самых индустриально развитых, прямо или косвенно»; 2) «Англия в особенности породила крупный и расширяющийся... внутренний рынок» и 3) «новая колониальная система, в основном основанная на экономике рабовладельческих плантаций, произвела специальную, собственную «искусственную тягу» (1965, с. 44)[254].

Все три элемента были необходимы для поддержания инноваций и инвестиций, которые привели к индустриальной революции. В Нидерландах «золотой век» процветания не продлился так долго, чтобы превратить голландских фермеров и городских рабочих в класс потребителей, который мог стать источником необходимого спроса и подстегнуть мануфактурное производство. Голландские фермеры стали покупателями готовой продукции. Но они занимали третье место в списке потребителей после горожан-соотечественников и иностранцев. Когда иностранные рынки уступили конкурентам и городской спрос упал, сельский сектор был слишком слаб, чтобы поддержать значительное мануфактурное производство в любом секторе.

Французские фермеры процветали, если у них был доступ в Париж. Инвестиции в аграрный сектор оправдывались и были возможны только для тех фермеров, которые обслуживали растущий парижский рынок. Потребительский спрос Парижа, в свою очередь, зависел от доходов абсолютистского режима.

Французские фермеры пережили несколько циклов процветания и нищеты. Гражданские и затянувшиеся заграничные войны, невзирая на их результаты, вызывали финансовые кризисы монархии. Держатели должностей и инвесторы в государственные долги испытывали упадок доходов во время каждого финансового кризиса, что, в свою очередь, сокращало спрос на высокоприбыльные сельскохозяйственные товары, так же как и на городских промышленников. Коммерческие фермеры дважды страдали в такие периоды: от повышения налогов, военные захваты и мародерство лишали фермеров капитала, а сократившийся спрос снижал способность фермеров накапливать и восстанавливать свой капитал.