Капиталисты поневоле

Начнем с обзора предшествующей критики и попыток пересмотра тезиса Вебера о протестантской этике. Для исторического анализа почти бесполезны те из них, которые игнорируют особое воздействие протестантской этики, описанное Вебером, на более широкое развитие в сторону современности (modernity) и национализма. Весьма полезны те многочисленные исторически обоснованные исследования, показывающие связь между социальным положением тех или иных верующих и содержанием их верований[257]. Ниже сравниваются институциональные и идеологические аспекты Реформации и контрреформации в Англии и Франции. Я показываю, что предшествующие попытки анализа более точно предсказывают лояльность участников этих двух движений, а также их последствия в двух странах, когда они фокусируются (хотя бы имплицитно или используя язык других теоретических направлений) на структуре элитных отношений. Я обнаружил, что аналитическое превосходство разбора элитных отношений придает убедительность и тем исследованиям (часто оформленным в терминах классового анализа), которые посвящены усилиям элит трансформировать народные верования и пресечь практику магии. В заключение рациональность будет заново представлена как набор не обязательно накапливающих рационализаций, к каждой из которых прибегали элиты, чьи перспективы ограничивала специфическая историческая и структурная ситуация.

ВОЗРАЖЕНИЯ ВЕБЕРУ

Модернизация и рационализм без кальвинизма

Толкотт Парсонс (Parsons, 1937), открывая труды Вебера и представляя его американской читающей публике, одновременно пытался так переиначить аргументы Вебера, чтобы усилить свою собственную «теорию социального действия». В процессе этого Парсонс исказил и сильно ослабил веберовскую концепцию рациональности и тезис о протестантской этике. Парсонсу (см. его последние формулировки в работах 1966 и 1971 гг.) протестантская этика не нужна, просто она одна из многих подходящих причин, которые лишь в совокупности способны привести к современному целерациональному действию.

С. Н. Эйзенштадт вслед за Парсонсом выступает за «поиск эквивалентов протестантской этики в незападных странах» (1968, с. 17). Имплицитная гипотеза Эйзенштадта — что все люди хотят материальных благ и им нужно только увидеть, как другие получают больше, чтобы скопировать их — игнорирует тот факт, что в XVI в. почти все люди не имели того, что в ретроспективе кажется очевидным для получения больших благ, и даже в последующие столетия, после того как некоторые центры рационального капитализма уже возникли, большинство людей не бросились их имитировать. Несмотря на множество ссылок на исторические источники, Эйзенштадт не пошел дальше трюизма, что протестантизм или его функциональный эквивалент «институализируется» в плюралистических или децентрализованных обществах с «автономией в социальных, культурных и политических группах» (с. 14). В результате он не смог объяснить, почему некоторые европейские протестантские страны трансформировались, а другие изменились иначе или так же, но гораздо медленнее.

Теоретики этого направления пытаются минимизировать проблему синхронности и форм изменения, представляя модернизацию как «вид универсального социального решения», так что рано или поздно «структуры относительно немодернизированного общества начинают передавать из рук в руки то изменение, которое всегда направлено на структуры относительно модернизированного общества» (Levy, 1966, с. 742, 744). Марион Дж. Леви сравнивает «первых» и «припозднившихся» в модернизации, утверждая, что каждая группа обществ имела разные преимущества и сталкивалась с различными проблемами на пути перехода от одного типа общества к другому. Леви, как и Эйзенштадт, уверена, что структуры модернизированных обществ будут «рассеяны» по всему миру, потому что большинство людей «в той или иной степени заинтересованы в материальном улучшении своей жизни, а некоторые из них всегда будут пытаться удовлетворить это желание при подходящей возможности» (с. 746) и вступят на путь модернизации независимо от того, как это будет трудно и какую социальную цену придется заплатить за то, чтобы оставить немодернизированные практики[258].

Чарльз Тилли указывает на ограниченность такого подхода в своей критике концепций политического развития у теоретиков модернизации (1975). Такие модели, пишет Тилли, рисуют «политический процесс, который становится заметен лишь в XIX в. [а именно — непрерывная планомерная эволюция]... Такая литература вряд ли сумеет сформулировать условия, при которых некая конкретная политическая структура [или, я бы добавил, идеологическая практика] распадется, застынет, объединится с другими или трансформируется в другую, прежде невиданную» (с. 615).