Бернард смерил меня долгим, тяжёлым взглядом, в котором читались одновременно страх, осуждение и… Уважение. Он не привык к тому, что кто-то рискует своей задницей, чтобы спасти его шкуру. Но тоже понимал — другого шанса у нас просто не будет. И что лучше один, чем семнадцать.
— Хорошо, — шумно выдохнул капитан, распрямив поникшие плечи так, будто с них только что упал очень тяжёлый груз, — тогда…
— На этом всё, — оборвал его я, — Мне нужно отдохнуть хоть немного, иначе этот ублюдок раздавит меня завтра, как назойливую мошку. Даже пикнуть не успею. Так что давайте распределим дежурства и на боковую.
Ночь прошла беспокойно. Поначалу я просто не мог уснуть, прокручивая в голове одну и ту же мысль: неужели иначе и впрямь было нельзя? Но вскоре усталость взяла своё и сознание погрузилось во тьму.
Вязкая, холодная, она душила. Давила на грудь. Не давала пошевелиться. Иногда во тьме возникали образы. Мрачные силуэты мелькавшие за тощими стволами чёрных деревьев. Горный хребет, вершина которого всегда скрыта за низкими, тяжёлыми тучами. Силуэт в балахоне, стоявший у её подножия и наблюдавший за каждым моим шагом. Капли воды, неторопливо падающие в небо. Серый пепел, вздымающийся в воздух из-под подошв тяжелых, окованных сталью ботинок. Мёртвая, неподвижная тишина.
Я пытался бежать. Пытался сражаться с бесплотными призраками. Пытался добраться до фигуры в балахоне, чтобы перерезать ей глотку. Раз. Другой. Третий. Десятый. Но всё было бесполезно. Каждая попытка заканчивалась тем, что меня хватали, впивались в горло и начинали высасывать душу из этого тела. После чего всё начиналось заново.
Утро было тяжелым. Липкие сети тихого, нескончаемого кошмара с трудом подались под натиском топота ног, резких окриков команд, тяжелого скрипа мебели. Я с трудом разлепил глаза, приподнялся на локтях и попытался осмотреться. Бернард, Тур и Вернон сооружали баррикаду, которая должна была перегородить добрую половину зала. Ради стояния в дозоре будить они меня не стали, распределив ночь между собой. Зараза. Даже стыдно немного, что сам не встал и не отпустил кого-то из них. Но и не смог бы наверное. Усталость была сильнее.
Отряхнув последние остатки кошмара, я встал и подошёл к кувшину. Снова мучал сушняк. Во рту будто кошки нагадили. Смыв водой горький осадок ночи, я ещё раз встряхнулся и наконец-то собрался с мыслями. Сегодня. Уже сегодня мороки мага должны прийти и потребовать своё. Купятся они на уловку Вернона? Или потребуют именно меня? Если второе… Зараза, весь план может рухнуть из-за одной мелочи.
Чтобы отогнать от себя мрачные мысли, я пошёл помогать остальным перетаскивать мебель, обломки мебели, ящики, и всё, что могло сгодиться на сооружение баррикады. Укрепление получалось не ахти какое, но всё-же лучше, чем драться с упырями, что называется «в чистом поле».
— Как оно? — кивнул я Вернону, улучив момент передышки.
— Двое за ночь скончались, — грустно ответил тот, — Сердце не выдержало. Я пробовал дать им те кристаллы, что у меня оставались, но это не помогло. Слишком долго они сидели на этой дряни. Слишком долго их тела к ней привыкали.
— Не вини себя, — я похлопал парня по плечу, — Тут мы ничего не могли сделать. А они, в конце-концов, сами выбрали свою судьбу.
— Не выбрали, — покачал головой он, — Их жестоко обманули. Обманули и имели, пока была такая возможность. Страшно даже подумать, сколько наш «праведный» орден держит ещё таких рабов у себя на попечении. И страшно представить, что со всеми ими будет, если он вдруг перестанет существовать.
— Быть может, это был метод исключительно епископа из Деммерворта, — пожал плечами я, — В конце-концов мы ведь не знаем точно, поступают ли так-же с послушниками в других городах.
— И надеюсь никогда не узнаем, — покачал головой Вернон, схватил очередной стул и потащил к импровизированному заграждению, за которым Освальд уже раскладывал пики и связки арбалетных болтов.
Работа отвлекала от тяжелого, напряженного ожидания. Пускай и немного, но всё-же. Однако, вскоре, кроме ожидания нам ничего больше не осталось. Баррикада была готова. Арбалеты взведены и расставлены. Железный чеснок рассыпан. Больше мы не могли сделать ровным счётом ничего.
— Дерьмо, — сплюнул Тур, — Ненавижу ждать. Лучше бы уж сразу напали. В пылу сражения хоть всякая срань в голову не лезет. Эх, сейчас бы хоть стаканчик опрокинуть, чтоб успокоиться.
— Чтобы в бою у тебя дрогнула рука, и какая-нибудь из тварей вцепилась тебе в глотку. А потом в глотку твоему товарищу, которому ты, между прочим, собирался прикрывать спину, — отрезал Бернард, — Пить перед боем — самая идиотская вещь, которую может сделать солдат. Лезут дерьмовые мысли — займи голову чем-нибудь. Или сам делом займись. Копьё опробуй, посмотри, как им драться через бойницу, проверь ставни. Проклятый сорм, да что угодно.
— Да уж, достойные занятия, — пробурчал Тур, но всё-же поднялся на ноги и пошёл пробовать копьё. С ним обращаться он наверняка умел. Научился ещё будучи ополченцем в Медовище. Но практика лишней никогда не будет.