Тур вновь тряхнул меня за плечи и что-то заорал, указывая на его силуэт. Я помотал головой, мол, не слышу и не понимаю. Здоровяк плюнул и сам помчался навстречу бойцу. Я кое-как поднялся и поплёлся следом. Сделал шаг. Другой. Руки вцепились в плотную ткань гамбезона. Я поднял взгляд, увидел перекошенное от страха лицо Альберта. Хотел рвануть его на себя. Но в следующее мгновение бойца накрыла снежная волна. Рукав рвануло. Пальцы вцепились в него до побелевших костяшек. Справа, вцепившись в ладонь тянул Тур.
Внезапно давление ослабло. Нас со здоровяком буквально отшвырнуло назад, ударив о твёрдый камень. Пальцы до сих пор судорожно хватались за ткань гамбезона. Смогли? Вытащили?
Я чуть приподнял голову и опустил взгляд вниз. К горлу тут же подкатил липкий комок, а голова закружилась. Пальцы сами собой разжались. Очень захотелось блевануть, но при этом не хотелось потом счищать эту блевотину с самого себя.
Мы справились. Мы вытащили. Вытащили руку, оканчивающуюся куском окровавленного мяса и торчащим из него осколком кости. На пол падала каменная крошка. И капли крови, с разорванных лохмотов сухожилий.
Меня вновь схватили за плечо и потащили назад. Я уже не сопротивлялся. Просто смотрел, как ревущая белая стена всё отдаляется и отдаляется, скрываясь во мраке пещеры. А затем мрак окутал меня с головы до ног. И мир провалился в холодную вечность.
Не знаю, сколько времени прошло. Секунда. Минута. Час. В темноте промелькнула искра. За ней вторая. Затем раздалось тихое, едва слышное потрескивание и голубовато-белые огоньки разогнали непроглядный сумрак, отблесками отразившись на старых, покосившихся балках и острых гранях влажного серого камня. Они же выхватили из неё то, что осталось от отряда. Бойцы сидели вдоль стен. Сидели и молчали, опустив взгляд себе под ноги. Кто-то держался руками за уши. Между пальцев бедолаги струилась кровь.
Голова гудела, а в горле стоял ком. Внезапно перед глазами вновь показалось перекошенное лицо Альберта. Бесшумная белая стена, скрывающая мужика под собой. Осколок кости, в обрамлении кровавых лохмотов, с которых на серый пол падают крошечные красные капли, растекаясь по камню тёмными пятнами. Ком настойчиво попросился наружу. Сил сопротивляться уже не было. Я лишь нагнулся вперёд и закрыл глаза.
— Ничего-ничего, сейчас полегчает, — послышался голос Бернарда. Он продирался, словно сквозь густую вату, несмотря на то, что капитан явно похлопал меня по плечу. Я поднял взгляд от желто-коричневой лужи блевотины, в которой плавали непереваренные кусочки плохо прожёванной солонины.
Я помотал головой. А затем судорожно принялся расстёгивать ремешки шлема и расшнуровывать завязки подшлемника. Пальцы прошлись по щекам. Нащупали засохшие кровавые разводы. Такие же обнаружились и на ушах.
Я снова помотал головой, пытаясь вытряхнуть из неё стоящий там гул. А затем снова наклонился вперёд. Глотку обожгло, и в уже начавшую застывать лужу выплеснулась новая порция содержимого моего желудка. Ёбаный хер. Мало того, что оглох, так похоже ещё и сотрясение получил. Зато не как Альберт. Зато живой.
— Сколько нас осталось? — слова Бернарда с трудом прорвались сквозь ватную пелену и тяжелым молчанием повисли в воздухе.
— Семь человек, — сплюнул Дельрин, вытирая с разбитой губы кровь.
— Нас пятеро, — доложилсяОсвальд.
Я пробежался взглядом по сидящим возле стены бойцам. Так, Тур, Роберт… Всё? А где Вернон? Нет, тут должно быть какая-нибудь ошибка. Должно быть мне хорошо съездило по голове и я просто проглядел парня. Надо ещё раз внимательно всех осмотреть.
— Трое, — пробасил за меня Тур, — Вернон не успел добежать. Его накрыло лавиной.
Блять. Блять-блять-блять! Дерьмо. Какого хера здоровяк тащил меня, а не его, раз он плёлся в хвосте. Почему я рвался вперёд, даже не посмотрев, все ли мои парни на месте? Почему просто положил на них здоровенный хер, и кинулся спасать свою жопу? Хотел жить? Да, в тот момент я очень хотел жить. Сука, да я с самого своего попадания сюда только и занимаюсь тем, что спасаю собственную задницу от всякого дерьма, которое почему-то стремиться на неё налипнуть. И нередко вот так, за счёт других. И пока эти «другие» были чужими, совесть особо не грызла. Но вот мы докатились до выживания за счёт своих. Тех, кому я был многим обязан.
Не сдержавшись я со всей дури ударил латной варежкой по каменной стене. Затем ещё раз. И ещё. А затем шумно выдохнул.
— Генри можно понять, — раздался в тишине голос Дельрина, — Скольких людей мы потеряли? Десяток? Дюжину? Ради чего? Того, чтобы нас запер в грёбаной пещере, грёбаный снежный обвал?
— Ради того урода, которого мы сейчас подвесим за яйца, — отрезал Бернард.
— Ну да. По всей видимости его гениальный план состоял в том, чтобы завалить нас в этой пещере вместе с собой. Чтоб потом напоить горячим глинтвейном и предложить совместно выкопаться, — съехидничал рыцарь, — Никого там нет. Можно даже не искать.
— Вот сейчас и узнаем, — безапелляционно отрезал Бернард, — Поднимайтесь. Двигаемся дальше. Остался последний шаг.