Слова Сен-Мара, хотя и произнесенные очень глухо, подействовали на герцога Ангулемского ободряюще.
— Господа! — уже более уверенным тоном заговорил он. — Дорогие друзья! Ужасная сцена, свидетелями которой мы только что стали, принуждает меня отложить церемонию бракосочетания. На завтра я ее переносить не желаю. Сегодня вечером, ровно в полночь, мы снова соберемся в этом зале. Я покажу вам бумаги, подтверждающие, что мать несчастной Виолетты звалась Леонорой и принадлежала к прославленному роду де Монтегю.
Через несколько минут в зале остались только герцог Ангулемский и маркиз де Сен-Мар.
— Мальчик мой, — начал герцог, — вы уничтожили те документы, о которых я вам говорил?
— Да, монсеньор, — кивнул маркиз. — Прошлой ночью я проник в ваш особняк на улице Дофин и сжег бумаги, взятые из сундука, от которого вы дали мне ключ. Я сохранил только железную шкатулку, как вы и просили.
— Эта шкатулка, — вздохнул герцог, — содержит всю историю моей жизни, а также документы, которые докажут вам, что…
— Монсеньор, — вскричал Сен-Мар, — я не сомневаюсь ни в чем!
— Спасибо, Анри! — слабо улыбнулся Карл Ангулемский. — Ты станешь моим сыном! Ты будешь первым человеком при дворе Карла Десятого, как я и обещал твоему отцу!
— Монсеньор, — произнес снова побледневший Сен-Мар, — разрешите мне сопровождать вас на улицу Дофин.
— Нет, мой мальчик, — покачал головой герцог, — мне надо побыть одному, но в полночь обязательно приходите сюда!
— Одному, — повторил герцог минутой позже, — да, мне надо побыть одному, чтобы хорошенько просмотреть содержимое железной шкатулки! Что подумают люди, готовые провозгласить меня королем, если узнают, что Виолетта сказала ужасную правду! Что я, герцог Ангулемский, будущий властелин Франции, женат на несчастном создании, рожденном у подножия виселицы! Что будущая королева Франции воспитана палачом! О, грехи моей юности, какой тяжестью легли вы на мою судьбу! Да, я ее обожал тогда, я бы умер, если бы Виолетта не стала моей… И вот теперь я…
Герцог решительно тряхнул головой, приблизился к факелу, вынул из кармана письмо и жадно впился глазами в последний абзац. Вот он:
— Крайний срок! — пробормотал Карл Ангулемский. — Если сегодня вечером что-то случится, мои планы рухнут!
Он сжег письмо, поспешно покинул дом и направился в особняк на улице Дофин.
Капестан также присутствовал при ужасной сцене, но она показалась ему счастливым сном, от которого он не хотел пробуждаться. Шевалье уже наделил фею из Медона фантастическим могуществом: она сумела остановить свадьбу днем, она сумеет помешать ей и в полночь. Чей-то голос рядом с ним произнес:
— Пойдемте!
Виолетта! Она провела юношу через два или три покоя, погруженных во тьму, и открыла дверь в залитую светом комнату. Шевалье застыл на пороге как вкопанный. Она была тут! Она! Жизель!
Капестан изумленно созерцал девушку, которая, казалось, ждала его. Глаза ее, ясные и чистые, смотрели на него без всякого удивления. Молодой человек поклонился и проговорил:
— Я проник в ваш дом, как воришка, я подслушивал у дверей, я видел все. Сударыня, я заслуживаю того, чтобы ваши лакеи вышвырнули меня вон.
— Я знала, что вы здесь, шевалье, — ответила Жизель. — Как только моя мать сообщила мне об этом, я попросила ее привести вас сюда.
— Надо полагать, — произнес Капестан, давая выход своему безудержному отчаянию, — вы собираетесь объявить мне, что благородная дочь герцога Ангулемского не желает больше встречать на своем пути нищего искателя приключений вроде меня! Что невесте маркиза де Сен-Мара не пристало разговаривать с авантюристом, явившимся неизвестно откуда! Что в груди бродяги не имеет права биться сердце рыцаря! Что мне разрешено только исчезнуть! Ведь вы хотели сообщить мне именно это?! Ах! Сударыня, я очень догадлив, я готов скрыться с ваших глаз прежде, чем вы успеете мне это приказать!
Капестан гордо вскинул голову и вознамерился уходить, но его остановил голос Жизели, проговорившей твердо и просто: