Капитан

— Шевалье, я просила мою мать привести вас ко мне, чтобы сказать вам: я вас люблю.

Капестан был так потрясен, что даже пошатнулся. Рука его неуверенно потянулась к руке девушки, но Жизель остановила его исполненным достоинства жестом.

— Шевалье, — промолвила красавица, — слова, которые я только что произнесла добровольно, я больше не повторю никогда… Никто не услышит от меня подобного признания… Не услышите его и вы, шевалье, — сегодня вечером я стану маркизой де Сен-Мар.

Капестан тряхнул головой, слова любви рвались с его губ, но Жизель не позволила юноше заговорить.

— Не надо, шевалье, — воскликнула она. — Я призналась вам в том, в чем не признавалась даже Богу! Но я открыла вам свое сердце только потому, что угадала в вас великую душу, способную понять, какую жертву я вынуждена принести. Я должна отдать свою руку господину де Сен-Мару. Союз двух наших имен неизбежен… Мой отец, принцы, тысячи других дворян рискуют головой, участвуя в нашем деле, о котором вы хорошо знаете. Если я не сдержу своего слова, я могу стать убийцей собственного отца.

Капестан смотрел на девушку с нескрываемым восхищением. Они стояли друг против друга, связанные этим взглядом теснее, чем любовными объятиями, на которые не могли решиться их руки. Наконец шевалье промолвил:

— Вы — дама моего сердца, вы — владычица моей жизни. Любое ваше повеление — даже если оно будет заключаться в том, чтобы умереть вдали от вас — я исполню с честью.

— Живите, — ответила красавица, — и не покидайте Парижа!

— Вы приказываете мне жить? — вскричал молодой человек. — О! Будьте осторожны, не вселяйте в мое бедное сердце бессмысленных надежд!

— Я предчувствую надвигающуюся катастрофу, меня страшит участь отца, — прошептала Жизель. — Если моя жизнь будет разбита и смерть станет единственным моим прибежищем, с какой же радостью призову я вас, чтобы сказать: «Жизнь разделила нас, так пусть же смерть нас соединит!»

Капестан с трудом сдержал крик радости. Судьба бросала юноше вызов, и он принимал его как великую удачу.

— Жизель! — пылко проговорил шевалье. — Могу поклясться, что я вас завоюю! Мы предназначены друг для друга. Катастрофа? Пусть разразится катастрофа! Я буду рядом и спасу вас! Прощайте! Ваши слова я уношу с собой и навеки сохраню в своем сердце, как драгоценный талисман! Знайте, что с этой самой минуты я начинаю борьбу за вас. Я буду действовать, и когда я стану почти равным королю, когда я добьюсь милости для вашего отца, я приду к вам со словами: «Не смерть, а жизнь пусть нас соединит!»

Шевалье ласково привлек девушку к себе и в залог будущего счастья запечатлел на ее губах нежный поцелуй. Через несколько секунд Капестан был уже на улице.

В тот же самый день и в то же время, когда шевалье спешил на улицу Барре, Леонора Галигаи вышла пополудни из своих покоев и проследовала в обширную приемную, три окна которой выходили на улицу Турнон.

— Бельфегор! — негромко позвала она.

Нубиец не отвечал, хотя явно был где-то поблизости. Одно из трех окон — расположенное слева — было открыто. В глубокой нише Леонора увидела Бельфегора, перегнувшегося через подоконник. Женщина бесшумно скользнула в соседнюю, центральную, нишу, подняла раму и выглянула наружу.

Окинув улицу быстрым взглядом, Леонора не увидела ничего особенного; она заметила лишь несколько прохожих, которые, поравнявшись с особняком Кончини, отворачивались, что-то бормоча. Маркизе д'Анкр показалось, что она слышит глухие проклятия.

— Погодите! — злобно прошипела Леонора. — Скоро наш дом будут охранять гвардейцы, чтобы Кончини мог спать спокойно, ибо… ибо дом этот называется Лувром!

Мысли женщины снова вернулись к Бельфегору. Нубиец смотрел куда-то пристальным и восхищенным взглядом. Леоноре показалось, что глаза ее слуги устремлены на окна гостиницы «Три короля». Галигаи тихо приблизилась к Бельфегору и тронула его за плечо. Нубиец обернулся и непонимающим взором уставился на свою госпожу, словно внезапно пробудился от глубокого сна.

— Бедный Бельфегор! — промолвила Леонора, внимательно вглядываясь в его лицо. — Кажется, ты влюблен…

«Точно влюблен, — подумала она. — Зарится на какую-то девицу с постоялого двора… Пускай, это, надо полагать, не опасно…»

Изощренный ум склонен пренебрегать незначительными фактами. Это не опасно… Как знать! Мелкие факты приводят иногда к крупным неприятностям… Леонора распорядилась:

— Бельфегор, надо привести в порядок нижние комнаты.

Нубиец молча поклонился.

— Все нижние комнаты, понял? — повторила Леонора. — Все! И последнюю тоже! Ту, что в самом конце коридора!

— Камеру с железной плитой? — уточнил Бельфегор.

— Да, — холодно подтвердила женщина, — с железной плитой.

Леонора вернулась к себе в комнату и занялась письмами. Она строчила их одно за другим и тут же вручала курьерам. И вдруг в особняке, с двух часов погруженном в тишину, поднялся какой-то шум. Отложив перо, Леонора по потайному ходу направилась в кабинет Кончини.