Капитан Алатристе. Чистая кровь. Испанская ярость. Золото короля

Но Алатристе, не обращая на него внимания, двинулся дальше, а я – за ним, не выпуская из поля зрения троих молодцов, которые вполголоса совещались, не оскорбиться ли им на такое поведение незнакомца и не пырнуть ли его сзади шпагой разика три-четыре. Поскольку ничего за этим не последовало, к единому мнению они, вероятно, не пришли. Капитан меж тем разглядывал трех мужчин и двух женщин, сидевших в полумраке у стены, – они вели оживленную беседу, прикладываясь время от времени к бурдюку вместимостью самое малое в две арробы. Тут я заметил на губах у него улыбку.

Алатристе направился к ним. По мере нашего приближения разговор стихал и наконец прекратился вовсе, а беседовавшие воззрились на нас опасливо. Один из них, смуглый и черноволосый, помимо огромных бакенбардов, носил на лице пару отметин, полученных явно не при рождении, и обладал здоровенными ручищами с грязными обломанными ногтями. Был он весь в коже, с короткой широкой шпагой на перевязи, а штаны грубого полотна украшены невиданными мною доселе желто-зелеными бантами. Оборвав свои речи на полуслове, но не меняя позы, он уставился на моего хозяина.

– Если это не капитан Алатристе, – вдруг воскликнул он, просияв, – пусть меня вздернут на рее!

– Меня удивляет, дон Хуан Каюк, что этого не произошло до сих пор.

Каюк расхохотался, выругался и вскочил, отряхивая штаны.

– Откуда вы взялись? – спросил он, протягивая руку, которую капитан тотчас пожал.

– Откуда и все мы.

– Тоже скрываетесь?

– Нет, в гости зашел.

– Кровью Христовой клянусь, я очень рад вас видеть!

Хуан весело отнял бурдюк у своих сотоварищей, и вино пошло по уготованному ему пути, и даже я получил причитающееся. После обмена воспоминаниями про старых знакомых и некую сообща осуществленную затею – тут я и узнал, что удалец этот служил в Неаполе в солдатах и был там не из последних, а хозяин мой сколько-то лет назад нашел в этом самом дворе убежище, – капитан отвел его в сторонку. И без околичностей сообщил, что есть дело. Дело ему по плечу и за недурные деньги.

– Здесь?

– В Санлукаре.

Хуан развел руками, не скрывая огорчения:

– Да я бы с радостью, если бы можно было высунуть нос – и сразу назад… А надолго отлучаться мне никак нельзя, потому что на прошлой неделе я приколол одного купца, а он, как на грех, приходился зятем здешнему канонику. Я в розыске.

– Это можно будет уладить.

Хуан поглядел на капитана очень внимательно:

– Едва ли… Разве что вы спроворите мне архиепископскую буллу.

– Найдется кое-что получше. – Алатристе похлопал себя по карману. – Как насчет бумаги, по которой люди, набранные по собственному моему вкусу и выбору, будут неприкосновенны для правосудия?

– Да что вы говорите?

– Что слышишь.

– Недурно, недурно… И заманчиво. – Внимание сменилось уважением. – Как я понимаю, затея ваша – из разряда тех, где придется помахать шпагой.

– Правильно понимаешь.

– Вы да я?

– Ты да я да еще кой-кто.

Хуан поскреб косматые бакенбарды. Бросил взгляд на своих дружков и понизил голос:

– И что же – хорошо заплатят?

– Более чем.

– То есть?

– По три «двуспальных» на рыло.

Хуан восхищенно присвистнул сквозь зубы:

– Богом клянусь, мне это подходит! В нашем ремесле, капитан, расценки упали ниже некуда… Не далее как вчера некий хмырь за то, чтобы я прикончил поклонника его благоверной, предлагал мне всего лишь двадцать дукатов… Ну статочное ли это дело, а?

– Срам.

Хуан вразвалку прошелся взад-вперед и с молодецким видом подбоченился:

– Вот и я ему говорю: «За эти деньги можете, сударь, рассчитывать, что на рожу вашего обидчика наложат десять, ну от силы – двенадцать швов…» Так и не сторговались. Мало того – слово за слово, повздорили, сцепились, а кончилось тем, что пришлось в самом клиенте дырочку провертеть, причем бесплатно.

Алатристе снова оглянулся по сторонам:

– Мне нужны надежные ребята… Не бахвалы, не горлопаны, а основательные, умелые люди. Такие, что знают свое ремесло в совершенстве, а если припечет – не проболтаются.

Хуан понимающе покивал:

– И много ль вам требуется?

– Не меньше дюжины.

– Однако… Действуете с размахом.

– Что ж на пустяки-то размениваться…

– Я понял… А это очень опасно?

– Умеренно.

Хуан, соображая, сморщил лоб:

– Здесь какого ни возьми – сплошная труха… Большинство годится на то лишь, чтобы фехтовать с безруким да стегать ремнем свою бабенку, когда она вечером приносит на полгроша меньше положенного, но вот этот… – он незаметно показал на одного из тех, кто сидел у стены, – подойдет. Имя ему Сангонера, тоже бывший солдат. Отчаянный малый, тяжел на руку, легок на ногу… Еще есть у меня на примете один мулат, он прячется сейчас в Сан-Сальвадоре. Зовут Кампусано, человек умелый и не болтливый… Полгода тому назад хотели повесить на него одно убийство, к которому он, между нами говоря, имел самое непосредственное отношение… Так вот, он выдержал четыре пытки и ни в чем не сознался, ибо затвердил накрепко: распустишь язык – высунешь его до пояса.

– Благоразумно, – заметил Алатристе.

– Тем паче, – философски досказал Хуан, – что в слове «нет» букв всего на одну больше, чем в слове «да».

– Это верно.