Капитан Мак

Мадемуазель де Бовертю было около сорока лет; лицо ее хранило следы замечательной красоты; во всем ее облике было что-то бесконечно печальное и поникшее; одета она была в траур.

– Насколько мне известно, – сказал им король, – вы хотели бы, чтобы я рассудил ваш спор. Говорите, господин де Бовертю. Позже мы выслушаем вашу сестру.

– Сир, – сказал дворянин, – мы с сестрой всю жизнь прожили в добром согласии в родительском имении. Но однажды мне пришло в голову, что я должен жениться, и с тех пор у нас пошли раздоры и ссоры.

– Так вы женаты? – спросил король.

– Нет, еще нет, но я жду только решения вашего величества. Королю, конечно, известно, что закон требует, чтобы мужские потомки были нераздельными владельцами земель, поместий и прочего имения, составляющих достояние знатной семьи. Но с тех пор, как я решил жениться с единственной целью не дать угаснуть моему роду, моя сестра, вместо того, чтобы остаться жить с нами, хочет разделить в равных долях все имущество, которое нам оставил наш покойный отец.

– Как, как? – переспросил король. – Но мне кажется, что мадемуазель де Бовертю не совсем в своем праве.

– Сир, – ответила она, – если ваше величество окажет мне милость выслушать меня, то может быть, ему будет угодно изменить свое мнение.

– Ну что же, говорите, сударыня, я вас слушаю.

– Ах, – ответила она, – есть вещи, которые я могу сказать только королю, потому что их может знать только король.

– И ваш брат о них не знает?

– Да, сир, и не должен никогда узнать.

Сир де Бовертю был человеком очень порядочным. Он сказал сестре:

– Ну что же, поведайте королю то, что вы хотите ему поведать, и если его величество сочтет, что половина отцовского достояния принадлежит вам, я вам его отдам.

Бледность, таинственная печаль и траурные одежды мадемуазель де Бовертю возбудили в короле некоторое любопытство. Он дружеским жестом попросил кардинала оставить его одного, и его преосвященство вышел вместе с сиром де Бовертю, но перед тем успел бросить взгляд на часы. На часах была почти полночь.

Глава 10. Мадемуазель де Бовертю

– Итак, сударыня, – произнес король, очутившись наедине с мадемуазель де Бовертю, – я слушаю вас.

– Сир, – сказала она, – то, в чем я признаюсь вашему величеству, не знает ни один человек: я – мать.

– Ага! Так! – промолвил король. – Я начинаю понимать, почему вы хотите сохранить часть отцовского наследства.

– Сир, – продолжала дама в трауре, – не судите меня слишком строго, и будьте столь же терпеливы, сколь великодушны: выслушайте меня.

Король кивнул головой в знак согласия. Мадемуазель де Бовертю продолжала:

– Сейчас мне сорок один год, а тогда мне было восемнадцать. Этим я хочу вам сказать, что сын, чье наследство я пытаюсь защитить, это молодой человек, которому сейчас около двадцати двух лет.

– Черт возьми! – произнес несколько легкомысленным тоном король.

Но мадемуазель де Бовертю взглянула на монарха так холодно и спокойно, что его несколько насмешливая улыбка исчезла.

– Вам не будет смешно, сир, когда вы узнаете мою историю.

В голосе ее прозвучали печальные и повелительные ноты, которые невольно покорили короля.

– Я слушаю вас, сударыня, – серьезно повторил он.

Мадемуазель де Бовертю продолжала:

– Наше поместье расположено на склоне холма, на краю Шамборского леса. Оно называется Бюри. Однажды вечером отца моего не было дома, брат в это время служил в королевской гвардии и я была одна… Всю вторую половину дня шел дождь, приближаясь гроза и, так как дело шло к ночи, тучи прорезали молнии. Начался ливень. В двери Бюри постучался всадник в охотничьем кафтане. Он сказал, что он – из свиты короля и отбился от остальных охотников. Это был уже немолодой человек, но у него был благородный и рыцарственный вид, глаза ясные и широкая улыбка. Я сама прислуживала ему, и мной при этом владело какое-то неизъяснимое чувство. Он провел ночь в Бюри и сказал, что вскоре вернется поблагодарить моего отца за гостеприимство, которое я ему оказала. И вправду, он вернулся через неделю.

По какому-то роковому совпадению, брата моего все еще не было; как и в прошлый раз, шел дождь, и волнение, охватившее меня при первом свидании, усилилось.

Мадемуазель де Бовертю на минуту в волнении замолчала, тяжело дыша и глядя в пол.

Король ласково сказал ей:

– Я испытываю к вам живейший интерес. Прошу вас, продолжайте.

– Сир, – прошептала она, – пусть ваше величество пощадит мои чувства и избавит меня от рассказа грустной повести о соблазненной девушке. Этот красивый и благородный дворянин приезжал еще не раз, и злосчастная судьба так распорядилась, что я каждый раз была в замке одна. И однажды я заметила, что близится тот час, когда я уже не смогу больше скрывать свой грех. На мое счастье, на следующий день отец сказал мне:

– Жанна, дитя мое, король соблаговолил вспомнить о нашем старинном роде. Я отвезу вас в Париж, где вы войдете в число фрейлин королевы.