Капитан Мак

И действительно, отец отвез меня в Париж. В тот день, когда меня представляли в Лувре, король был на охоте. Меня приняла королева, и в тот же вечер я приступила к своим обязанностям. Увы! Когда на следующий день я по долгу службы зашла в покои королевы, я чуть не упала в обморок, увидев там моего знакомого дворянина, улыбнувшегося, видя, что я вхожу. Я узнала этого дворянина, это был он! Вокруг него все стояли, обнажив головы, а он сидел и на голове у него была шляпа. Этот человек, которого я все еще любила и чей ребенок шевелился у меня под сердцем, был король! Король Генрих Великий, отец вашего величества!

При этом признании Людовик XIII не мог сдержать возгласа удивления.

Мадемуазель де Бовертю продолжала:

– Благодаря королю, я родила в величайшей тайне, и мое бесчестье не стало никому известным. Я дала жизнь сыну…

Тут голос мадемуазель де Бовертю дрогнул и по лицу ее заструились молчаливые слезы.

– Вы понимаете, государь, что нужно было во что бы то ни стало скрыть от всех мой грех, и король Генрих отобрал у меня ребенка, пообещав мне позаботиться о нем, и он, несомненно, сдержал бы слово…

– И кто же ему помешал? – с удивлением спросил Людовик XIII.

– Сир, – ответила мадемуазель де Бовертю, – через месяц после того, как я оправилась от родов, король пал, заколотый ножом Равальяка.

– Ну… а ребенок?

– Король унес тайну его судьбы с собой в могилу.

– И нет никакой возможности опознать вашего сына?

– Простите, ваше величество, но в день, когда его у меня забрали, я повесила ему на шею медальон со своим портретом.

– Бедняжка! – прошептал король.

– Но, – продолжала мадемуазель де Бовертю, – я убеждена, сир, что сын мой не умер, что я его увижу в один прекрасный день… и потому, сир, вы ведь понимаете, что ему понадобится поместье.

– Я беру это на себя, – произнес король.

И тут он взглянул на часы.

– О, пресвятое чрево! – воскликнул он, поднимаясь рывком. – Уже час ночи!

– Так каково же, сир, – спросила твердым тоном мадемуазель де Бовертю, – решение вашего величества?

Но король уже не думал об этом таинственном сыне, последнем, без сомнения, ребенке самого галантного из монархов.

Он думал о прекрасной донье Манче, которая ждала его в гостинице «У Единорога», на дороге из Орлеана в Блуа…

– Завтра, завтра! – воскликнул он. – Я решу это дело завтра.

Но не успел он подбежать к двери, как вошел кардинал.

– Сир, – сказал он, – посмотрите!

– Ну, что еще? – с досадой буркнул король.

– К нам гости…

– Что? – спросил Людовик.

Но кардинал уже распахнул створки окна, выходившего во двор замка, и ошеломленный король услышал топот лошадей и при свете двадцати факелов увидел, что у крыльца остановились носилки в окружении множества всадников.

– А это еще что такое? – закричал он.

– Сир, – ответил кардинал, – мне кажется, что се величество королева Франции специально прибыла из Амбуазского замка поприветствовать своего супруга-короля.

Глава 11. У ворот Блуа

Теперь настало время вернуться к дону Фелипе д'Абадиос.

В начале этой истории мы видели, что он привез донью Манчу в гостиницу «У Единорога», хозяином которой был несчастный Сидуан, чтобы попробовать там завладеть дочерью ювелира Лоредана, ехавшей в Блуа к своему отцу. Читатель помнит, что девушка неожиданно нашла чудесного избавителя в лице капитана Мака.

Дон Фелипе отправился обратно в Блуа, с яростью в душе, клянясь отомстить благородному искателю приключений.

Пока до его слуха долетал звон колокольчиков мулов, впряженных в носилки Сары Лоредан, дон Фелипе помышлял только о мести. Но когда звук этот затих, он вспомнил о донье Манче.

Итак, король собирается сделать ее своей фавориткой? И, значит, он, дон Фелипе, сможет, сначала, разумеется, исподтишка, а потом и открыто, противостоять власти кардинала?

Шествуя пешком, темной ночью, дон Фелипе мечтал о будущем величии: он видел себя первым министром, он правил Францией и, в конце концов, передавал ее во власть Испании.

Было очень темно, шел дождь… Вдалеке послышался шум. Дон Фелипе остановился, прислушался и стал ждать. Мимо него галопом пронесся всадник, с головой закутанный в плащ.

– Это король, – подумал дон Фелипе, и сердце его вновь наполнилось честолюбивыми мечтами. Он уже подходил к воротам Блуа.

Обычно ворота стерегла городская стража, а иногда солдаты его высочества герцога Орлеанского. Со времени пребывания в городе короля службу несли мушкетеры. В этот вечер дозором у ворот командовал корнет господин де Эртлу.

Когда дон Фелипе выходил из города, господин де Эртлу, знавший, что испанец в большой милости у короля, чрезвычайно любезно пожелал ему доброго вечера. Видя, как он возвращается, корнет позволил себе его окликнуть.

– Что вам угодно, сударь? – спросил испанец.

– Передать вам поручение, дон Фелипе.

– Ах, так?! А от кого?

– Войдите в караульное помещение, вы все сейчас узнаете.

Дон Фелипе вошел.

– Милостивый государь, – продолжал господин де Эртлу с изысканнейшей вежливостью, – мне приказано попросить вас отдать вашу шпагу…

Испанец отступил на шаг.

– Вы меня арестовываете? – спросил он.