Капитан Михалис

А теперь вот торопливо пересекает площадь, боясь встретиться взглядом с какой-нибудь толстой матроной и узнать в ней одну из тех украшенных лентами девушек. Видно, всякого, кто возвращается после долгого отсутствия, ждет разочарование: дома кажутся ниже, улицы – пустыннее, с бывшими друзьями не о чем поговорить… Те, кто в юности шумной ватагой разгуливали по городу, до поздней ночи жарко спорили о Боге, о Родине, о судьбах мира, теперь обременены женами, детьми, заботами о хлебе насущном. Флотилия юности потоплена в лохани для стирки!

Воскресенье. В Петрокефало у зажженного очага сидит старик Сифакас, ему холодно. Щеки совсем запали, и ноги уже не держат. Уставившись в огонь, он думает о своей жизни. Вся она протекает перед ним, как полноводная река.

Пришел пастух Харидимос.

– Хорошие новости, капитан Сифакас! Вернулся из Европы твой внук Козмас. Говорят, до сих пор не расстается с бумагой и ручкой – все пишет, пишет!

Старик сурово сдвинул брови.

– Чего же он пишет?! – крикнул он и угрожающе поднял посох.

Пастух почел за лучшее не продолжать и тихонько выскользнул из комнаты.

Старик опять задумался: что означает этот приезд внука, уж не знамение ли свыше? Должно, пришел мой час, подумал он и поднялся.

– Харидимос, возьми большую лестницу – и за мной, – приказал он.

– Куда это?

– Много будешь знать… Пошевеливайся давай!

Харидимос взвалил на плечи лестницу, а старик, прихватив банку краски и кисточку, заковылял впереди. Вышли на сельскую площадь. Старик указал на недавно побеленную колокольню.

– Поставь лестницу и придерживай, а то мне и сверзиться недолго, Трасаки-то где?

– Взял самопал и подался куда-то со своим отрядом.

– Ну и ладно, их дело молодое!

Пастух приставил лестницу к колокольне, подложил снизу два камня для упора и сам крепко придерживал ее обеими руками. Старик, тяжело дыша, полез наверх. Харидимос смотрел на него с ужасом.

– Боже милостивый! – шептал он, незаметно крестясь.

Старик добрался до верха лестницы, переступил на каменный карниз под самой крышей колокольни, обмакнул кисточку в краску и, вытянув руку, принялся выводить одну за другой огромные буквы: С, В, О… Сердце радостно стучало в груди. Думал ли я, что вот так закончу свою жизнь?.. С кистью и краской, как богомаз!

Завершив работу, он отступил, чтобы полюбоваться ею, забыв, что карниз очень узкий. Не удержался и, раскинув руки, полетел вниз.

Харидимос истошно закричал. Сбежались люди, подняли старика на руки. Он был весь в крови, голова разбита, но сжал зубы, так что ни единый стон не вырвался из груди.

– Его первый внук вернулся на Крит, – сообщил Харидимос соседям. – Старик узнал об этом, и, верно, от радости у него помутилось в голове…

Деревня всполошилась, будто от землетрясения, будто рухнула поддерживавшая ее опора. Сбежались бабки-знахарки, прикладывали травы, мази, шептали заклинания… Послали в Мегалокастро за Мустафой: никто, как он, лечить не умеет, к тому ж добрый человек, всем помогает без разбору – и туркам, и грекам, и евреям. «Болит-то у всех одинаково!» – приговаривает он.

На следующее утро Мустафа прибыл верхом на муле. Вытащил мешочки, баночки, осмотрел разбитую голову старика и принялся за лечение…

На третий день Сифакас открыл глаза, увидел невестку киру Катерину, подозвал ее.

– Что в горах?

– Не сдается, – ответила та.

– Молодец! – сказал старик. – Подложи-ка мне под спину подушку, уж больно надоело лежать. Да позови из овчарни Костандиса.

Через час в дом вошел огромный человек и молча встал у дивана, опершись подбородком на пастуший посох. Глаза старика были закрыты. Он никого не видел, ничего не слышал, в голове шумело. Ладно, подожду, думал Костандис, ведь когда-нибудь он должен открыть глаза…

Внуки и невестки собрались у постели больного. Пришел и Трасаки с самопалом, они с друзьями играли в войну и порешили, что пора снова сделать вылазку в горы, напасть на турецкую деревню… А тут, вишь, дед захворал.

– Трасаки, может, позовешь его? Тебе-то нечего бояться! – не выдержал Костандис.

– Бояться нечего, но мне его жаль, – ответил Трасаки.

Но старик, услыхав шепот, сам открыл глаза. Костандис сделал шаг к изголовью. Старик, увидев, сколько народу в комнате, осерчал.

– Я еще не умираю, наследнички! – крикнул он. – Прочь отсюда!.. Костандис, нагнись-ка!

Тот повиновался. Сифакас отрывисто зашептал что-то ему на ухо. Под конец спросил:

– Понял меня, Костандис?

– Понял, капитан Сифакас.

– Когда все исполнишь, зайди еще в Мегалокастро, в дом моего старшего сына… знаешь, где он. Отнеси им в подарок две головки сыра и молодого барашка. Поговаривают, будто приехал мой внук Козмас. Если не брешут, передай ему: «Помирает твой дед и зовет тебя к себе… Хочет благословить…» Понял, Костандис?

– Понял, понял!

– Тогда торопись!

Старик с трудом повернул голову, но Костандис уже выскочил за дверь, и был слышен стук его башмаков по каменным плитам двора.