Капитан Михалис

На другое утро калитка во дворе старой Хрисулы резко распахнулась, и огромный лохматый мужик с зарезанным барашком под мышкой и двумя головками сыра встал посреди двора. Рубаха на волосатой груди была распахнута. От него несло козлиным духом и чабрецом. Он положил на землю гостинцы и оперся на пастуший посох. Три женщины сидели в доме на диване и пили кофе. Козмас встал и собрался к митрополиту. Послание уже было написано и отослано. Там, в горах, капитаны, вздыхая, качали головами.

– Что ж, придется подчиниться, раз так хочет Мать Греция!

Но ответа митрополиту пока не отправляли – ждали, что скажет капитан Михалис. Тот, получив послание владыки, позвал капитана Поликсингиса, и они заперлись в хижине.

– Я сдаваться не собираюсь, – заявил капитан Михалис.

– Но ведь Мать просит, – возразил Поликсингис. – Не можем же мы подвести ее!

– Я не доверяю тем головам, которые ею правят!

– Больше доверяешь своей собственной?

– Зря насмехаешься! Не голове, а сердцу! Оно мне подсказывает: нельзя сдаваться. И я не сдамся! Вот и ты послушай, как оно тебе велит.

– Я подчинюсь приказу.

– Тогда прощай! Меня уже все бросили, чего ж тебе медлить? Да и не нужен мне никто! Попутного тебе ветра, орел!

Капитан Поликсингис постоял в нерешительности. Как тут уйдешь: ведь это значит бросить человека на верную погибель.

– Напрасно жизнь отдашь, – пробормотал он.

– На войне жизнь напрасно не отдают!.. А ты, никак, жалеешь капитана Михалиса?

– Было у меня одно близкое существо на всем свете. Ты его убил. Нет, я не жалею и не люблю тебя, капитан Михалис, но погибели твоей не хочу… Криту жизнь твоя еще пригодится.

– А мне она больше не нужна! – со злостью выкрикнул капитан Михалис. – Ступай!

– Хоть бы о жене, о сыне подумал! – рискнул напомнить Поликсингис.

Кровь бросилась в голову Вепря, на шее у него вздулись жилы.

– Уходи, если тебе жизнь дорога, – прорычал он.

И, отшвырнув ногой вязанку дров и охапку хвороста, загораживавшие выход из хижины, вытолкал Поликсингиса на улицу. Затем, встав у двери, окликнул Вендузоса.

– Давай-ка, Вендузос, живо в Мегалокастро, в резиденцию митрополита. Передашь владыке привет и скажешь: «Капитан Михалис получил твое послание, опалил его с четырех сторон и возвращает обратно. Он не сдается!»

– Слушаю, капитан! – сказал Вендузос и спрятал послание за пазуху.

– Беги быстрей! Отнесешь послание – обратно не возвращайся. Здесь тебя ждет смерть!

– У меня жена, дети, капитан Михалис, – вздохнул лирник. – Одна дочь на выданье, к тому ж и таверна…

– Я и говорю – не возвращайся! Что с тебя взять? Прихвати с собой Каямбиса и Фурогатоса. Ступайте вместе. Воссоединяйтесь с Бертодулосом и Эфендиной! – Михалис повернулся к нему спиной.

Лирник двинулся в путь. Он спускался в долину потайными тропами, торопясь и чертыхаясь. «Что с тебя взять?.. Воссоединяйтесь с Бертодулосом и Эфендиной!» Эти слова будто хлыстом жгли спину, пока он бежал… И вот он в городе, поднимается по лестнице резиденции митрополита…

А Костандис тем временем стоит посреди двора, поджидая Козмаса.

– Пошли вам Господь многих лет жизни! Рад видеть вас в добром здравии, хозяюшки! Приятного вам аппетита!

– Добро пожаловать, Костандис! – отозвалась мать. – Иди к нам, садись, выпей рюмочку… Что нового в деревне?

– Умирает твой тесть, капитан Сифакас, кира Хрисула. Не жилец он больше на этом свете! Теперь сам дьявол его не спасет! – Костандис усмехнулся. – Посылает он вам последние гостинцы! – Он сел, зажав посох между могучих колен. – Славно дед прожил жизнь, ей-богу! Ел, пил, громил турок, наполнил двор детьми, ослами, лошадьми и быками, сколько полей перепахал, сколько виноградников да оливковых рощ насадил, даже церковь построил для души. И тут себя обеспечил! Так что есть с чем на тот свет отправляться.

Услышав незнакомый голос, Козмас спустился из своей комнаты. Костандис с любопытством осмотрел его с головы до пят.

– Стало быть, ты и есть первый внук старика Сифакаса? – Он даже пощупал плечо Козмаса, словно опасаясь подмены.

– Я самый, – ответил Козмас.

– Ну так вот что: твой дед велит явиться к нему, хочет, чтоб ты закрыл ему глаза. Давай собирайся скорей, а то не застанем его в живых. Ведь сколько лет он тебя дожидался!.. «Возьми, – говорит, – мула, пускай мой внук едет верхом. Это я да мой сын можем пешком ходить, потому как мы, кроме топора и ружья, ничего не держали, а у внука перо в руках, стало быть, он не должен пешком ходить. Так что поехали, мул ждет. – Он повернулся к хозяйке. – А насчет рюмочки, кира Хрисула, что ж, выпью, пожалуй, чтоб не обидеть добрую хозяйку.

Он одним махом опрокинул стакан, закусил хлебом и причмокнул от удовольствия.