Капитан Михалис

Молнией мелькнула мысль: а что, если догнать ее? Или не надо? Может, лучше пусть исчезнет, как видение?.. Внезапно он вспомнил одного критского пастуха, который ни разу в жизни не бывал в огромном, на его взгляд, городе Мегалокастро. Слышал только, что там рай, где есть самые дорогие блага мира сего – белые башмаки на толстой подошве, ружья и сабли, бобы и вяленая треска в мешках, а еще пахнущие душистым мылом женщины.

Много лет подряд пастух представлял себе этот рай и страстно желал попасть туда. Наконец не утерпел, перебросил через плечо стоптанные башмаки, чтобы совсем не побить их о камни, и пустился бегом с горы в Мегалокастро. Целых семь часов бежал. К вечеру добрался до крепостных ворот и только здесь перевел дух. Ему вдруг стало стыдно, что не смог он побороть искушение… Подумал, подумал, да и повернул назад… «А я не поверну», – решил Козмас и бросился вслед за девушкой.

По оранжевой блузке он отличил ее в серой толпе. Догнав, схватил за руку. Девушка испуганно отпрянула.

– Я увидел вас в окно книжной лавки и подумал, что должен вас остановить! Это просто невозможно, чтоб вы прошли мимо…

– Вы сумасшедший, а может быть, поэт, – отозвалась девушка. – Только, извините, я тороплюсь…

– Куда?

– Я… – Она замялась.

Козмас никак не хотел отпускать ее руку.

– Не уходите, – взмолился он.

Девушка внимательно посмотрела на него. В тонких черных бровях был какой-то мучительный излом.

– Пойдемте со мной! – снова попросил Козмас.

– Куда?

– Всюду!

– Что?! – Брови взметнулись еще выше. Казалось, она вот-вот заплачет.

– Да нет, вы не пугайтесь, просто немного погуляем, поговорим, о чем успеем… Ведь жизнь так коротка!

Девушка вскинула золотистую головку.

– Да, жизнь слишком коротка… Ну что ж, пойдемте!

Они пошли по улице, свернули в парк. Небо из лучисто-изумрудного сделалось нежно-фиолетовым, потом густо-синим. Первым заговорил Козмас: рассказал девушке о своем многострадальном острове, о деспоте отце, о мученице матери…

– Вы как будто открываете мне душу, – вздохнула она. – Отчего?

– Оттого что тороплюсь. Вы ведь тоже торопитесь, нам обоим некогда… В другие времена, должно быть, проходили годы, прежде чем люди решались на то, на что мы решились в один миг.

Они сели на скамейку.

– Как вас зовут? – спросил он.

– Ноэми.

– Скажите, Ноэми, у вас ведь, наверно, жизнь тоже не сладкая. Критянину можно довериться.

– А что такое критянин?

– Человек, говорящий правду.

Была уже ночь, когда они поднялись со скамьи. От исповеди девушки сердце Козмаса наполнилось горечью и гневом. Это маленькое существо как будто вобрало в себя боль и беды всего мира. Ее слова постепенно приоткрывали перед ним завесу над человеческой жестокостью, подлостью, безумием. Он закрыл ладонями лицо и не только слышал, но и видел: казаки вихрем врываются на конях в еврейское местечко, взламывают двери, убивают… Затем всех оставшихся сгоняют в кучу и ведут по заснеженному полю. Отец Ноэми, старый раввин с белой длинной бородой, идет впереди всех по глубокому снегу… Люди падают от холода, от усталости, их число редеет… На поле остаются лежать женщины и дети…

Ноэми заплакала. Козмас обнял ее за плечи.

– Как вам удалось спастись?

– Сама не знаю. Все это как сон… – И вдруг сорвалась, вскрикнула, – не спрашивайте меня, не спрашивайте ни о чем!

Козмас погладил девушку по волосам.

– Я не буду, не буду. Успокойтесь…

Наступило молчание.

– А куда вы так торопились сегодня? – все же решился он задать вопрос.

– Я решила…

– Что?

– Вот эту блузку мне подарила подруга. Я надела ее, причесалась как можно лучше и пошла… – Голос опять изменил ей, но, собравшись с духом, она все же закончила —…топиться. Не могу, мне надо избавиться от всего этого.

Козмас наклонился и поцеловал ей руку.

– Пошли! – сказал он.

– Куда?!

– Со мной, Ноэми. Зачем спрашивать? Я же вижу, вы мне доверяете! И я никогда вас не оставлю. Все оставили, а я не оставлю.

В темноте аллеи Козмасу было плохо видно ее лицо. Он решил ничего больше не говорить: пусть эта сирота спокойно подумает, прежде чем принять решение, пусть спросит совета у своих святых.

Наконец Ноэми взглянула на него и сказала тихо, но твердо:

– Пошли!

Луна спряталась за тучами. Постель погрузилась в темноту. Мать и сестра внизу, видно, еще не спят: сюда едва доносятся их голоса. Козмас прислушался к голосу матери, мерному, спокойному, будто журчание воды в ночи. Жалобно залаяла собака и тут же смолкла. В воздухе разлит аромат базилика, напоминающий о юности. Базилик, майоран, гвоздики, жасмин – давние его друзья.

Я на родине, думает Козмас. В доме, где родился, а рядом – моя жена… Его переполняют воспоминания, блаженное тепло родительского дома греет душу…

Вдруг совсем рядом резко распахнулось окно. Козмас замер. Тишина, чьи-то шаги на улице и сдавленный, полный отчаяния голос:

– Полночь? Скоро полночь?!

Шаги стихли, окно захлопнулось.

– Господи! – прошептал Козмас, чувствуя, как мурашки бегут по телу.