Год спустя, по приглашению китайского правительства писатель едет в Китай, затем в Японию. Заразившись азиатским гриппом, который ускорил процесс злокачественной лимфатической лейкемии (этот диагноз врачи поставили ему еще в 1954 году), Казандзакис вскоре после возвращения в Европу, 26 октября 1957 года, умер в университетской клинике Фрейбурга. Согласно завещанию («Я хочу умереть на Крите, на моей земле… А если этого мне не суждено, то пусть меня хотя бы там похоронят»), было решено перевезти его прах в Ираклион. Гроб с телом был доставлен самолетом из ФРГ в Афины и перед отправкой на Крит одну ночь находился в морге кладбища столицы Греции. Эту ночь у гроба провели немногие верные друзья автора, его земляки: писатель и искусствовед Панделис Превелакис[68], известные актеры греческого театра Манос Катракис и Алексис Минотис. Наутро миллионер Аристотелис Онасис прислал два автобуса для желающих сопровождать гроб в аэропорт, но таковых оказалась небольшая горстка: не многие афиняне осмелились проводить в последний путь одиозного писателя, обвиненного во всех смертных грехах.
В Ираклионе, напротив, к гробу «богохульника»-Казандзакиса, установленному в соборе Святого Мины (его описание встретится вам в обоих романах[69]), нескончаемым потоком шли критяне, которых писатель обессмертил в своем творчестве. Его похоронили, как он и завещал, в венецианской крепости Мартинего. На могиле – крест, а по периметру, на камнях, знаменитые слова писателя: «Я ни во что не верю и ничего не боюсь. Я свободен». И, как символ этого свободолюбия, одержимости, критского бунтарства, на могиле растут колючий кустарник и дикая горная трава.
Народ Крита свято чтит память своего знаменитого соотечественника. На центральной площади Ираклиона установлен бронзовый бюст писателя работы скульптора Танасиса Апартиса. Дом по улице Селину, где родился и вырос Казандзакис, к сожалению, не сохранился. Но сама улица теперь носит его имя. В 1983 году в селении Варвари, что неподалеку от критской столицы, был открыт музей Казандзакиса, в котором благодаря усилиям его директора Г. Анемоянниса собрано множество экспонатов и документальных материалов о жизни и творчестве писателя, а также выставлена впечатляющая коллекция его произведений, изданных на многих языках мира.
Изданием на русском языке двух центральных в творчестве Казандзакиса романов, да еще в такой престижной серии, как «Мастера современной прозы», не только воздается должное его таланту, но и, по сути, восстанавливается историческая справедливость: ведь Казандзакис относился к нашей стране с поистине юношеским энтузиазмом и немало для нее сделал. Уже первые его литературные опыты показали, что, несмотря на органическую связь с многовековой греческой культурой, он все же больше тяготеет к западноевропейской и русской литературе. Позже он сам напишет, что русская литература для него – «хлеб насущный», «четыре огромных каравая – Пушкин, Толстой, Гоголь, Достоевский». В поисках новой религии Казандзакис считает себя преемником Льва Толстого. Вот запись из его дневника от 8 декабря 1914 года: «…меня потряс Толстой. Его трагическое бегство – признание поражения. Он хотел создать новую религию, но создал лишь романы, художественные полотна, а его глубинная сущность – и он это прекрасно понимал – не нашла выражения… Суть его стремлений мне близка и понятна… Я начну оттуда, где остановился Толстой».
Казандзакиса постоянно влечет к себе наша страна, особенно после Октябрьской революции, которая глубоко его взволновала, ибо в ней он увидел первый реальный шаг к осуществлению своей мечты, к всемирному царству равенства и братства. В июле 1919 года во главе правительственной комиссии по изучению проблем репатриации понтийских греков Казандзакис отправляется на Кавказ и в Закавказье, где проводит около полугода. Восторг первых впечатлений от этой поездки, порой смешанный с недоумением и горечью, позже найдет отражение в романе «Эль Греко посвящается».
В 1922 году Казандзакис начинает изучать русский язык, а в октябре 1925-го приезжает в Москву уже как специальный корреспондент афинской газеты «Элефтерос Логос». Результатом почти четырехмесячного пребывания писателя в нашей стране стала серия статей, повествующих о грандиозных переменах в молодой республике. Вместе с советскими людьми он радуется возрождению после разрухи фабрик и заводов, вместе с ними искренне верит в солнечное завтра. Однако восторженность репортера никогда не переходит в бездумную эйфорию: умение вычленить истинное и характерное в потоке официальной информации свидетельствует о его острой наблюдательности и трезвом взгляде на происходящее.