В романе присутствуют два юродивых. Один из них принадлежит миру православия, это Барбаяннис, другой – Эфендина – миру ислама. Именно через этих персонажей в текст буквально врывается стихия живого мифа. И Барбаяннис, и Эфендина – герои не случайные и призваны не только передавать странный колорит жизни острова, этой Территории, этого особого места силы, но и воплощать собой авторский замысел, суть которого состоит в том, что Казандзакис – истинный представитель культуры XX века – ориентирован на миф. Можно сказать, что, согласно Е. М. Мелетинскому, критский писатель вписывается в общий процесс «ремифологизации» мирового литературного процесса (Е. М. Мелетинский «Поэтика мифа»). В этом процессе участвуют такие величины, как Дж. Джойс, Т. Манн, Г. Гессе, весь латиноамериканский «магический реализм»: А. Карпентьер, Г. Г. Маркес, В. Льоса, М. Астуриас, К. Фуэнтес, Х. Рульфо и другие. Здесь миф перестает восприниматься как «сказка, выдумка и ложь» (см. А. Ф. Лосев «Диалектика мифа»), открываются принципы логики его мышления (см. Я. Э. Голосовкер «Логика мифа»), миф оказывается напрямую связанным с психологией (см. К. Г. Юнг «Архетипы и мышление»), проступает закон «мифологической отчужденности» (вновь см. А. Ф. Лосева), на передний план выходят параллели с историей, философией… Иными словами, устанавливается, определяется особая связь между мифом и действительностью. Впрочем, «миф и есть действительность, и нет ничего, кроме мифа», – писал А. Ф. Лосев в упомянутом труде. Мифологическая реальность для homo sapiens становится частью его ноосферы, по Вернадскому и де Шардену. Напомним, что ноосфера – сфера разума в переводе с греческого – это новое состояние биосферы, связанное с разумной деятельностью человека, а разумная деятельность мифологична по своей природе. Не будем забывать, например, что один из основоположников научной рационалистической парадигмы И. Ньютон всю жизнь штудировал «Изумрудную скрижаль» Гермеса Трисмегиста, этого древнего алхимика, и сам считал себя практикующим алхимиком, а не ученым в современном понимании этого слова.
В романе, который вы сейчас держите в руках, два юродивых, два представителя столь противоположных религий, являются проводниками ничего иного как оживших мифов. Их видения – это не личный опыт больного воспаленного сознания, а вполне реальные события. По этой причине, когда Барбаяннис видит святого Мину, скачущего по пустынным улицам его родного города во весь опор, то на следующий день он обязательно тряпочкой стирает пот с жеребца на иконе. А мусульманский юродивый Эфендина в самый отчаянный для капитана Михалиса момент, когда турки осаждают его дом и глава семьи отдает приказ сыну в крайнем случае убить мать и сестру, чтобы те не достались ненавистным врагам, а затем пустить пулю в лоб и себе, так вот именно в этот самый страшный момент на выручку капитану по узким улочкам во всей силе своей и святой мощи скачет архангел Михаил. И на этот раз его видит не только блаженный Эфендина, но и турки, осадившие дом Михалиса. Они бросаются врассыпную. Миф прямо на глазах превращается в этом прекрасном и необычном тексте во вполне осязаемую реальность.
Но вернемся в подвал капитана Михалиса и попробуем разобраться в сложной структуре образа, который является самой главной фигурой всего повествования. Первое, что бросается в глаза: капитан наш наделен какой-то невероятной силой. Он поражает возлюбленную своего кровного брата турка Нури-бея тем, что двумя пальцами ломает рюмку. Ломает с необычайной легкостью это толстое стекло. Черкешенка, пораженная такой демонстрацией силы, готова тут же отдаться этому мужчине, чья сексуальность так сильна, ведь палец очень близок фаллическому образу. Когда мы хотим кого-то оскорбить, мы не случайно показываем именно средний палец. И Нури-бей именно с этого момента хочет во что бы то ни стало убить своего ненавистного кровного брата.
Сексуальность на этой особой Территории, вообще, правит миром. Крит – родина бесстыдной богини Реи, которая все время демонстрирует свои обнаженные груди. Собственные волосы капитан Михалис, словно библейский Самсон, не собирается стричь до тех пор, пока не освободит свою Криту, свою любимую, явленную ему как священная, вечно дышащая земля-богиня, плавающая на просторах Эгейского моря Женщина.