Капитан Михалис

Но Поликсингис нынче не настроен был шутить. Обычно, сняв женскую одежду, он принимался балагурить с арапкой и непременно дарил ей то шелковую косынку, то вышитые сандалии, то коробку лукума или курабье, но сегодня он явился с пустыми руками и взгляд у него был какой-то растерянный.

Медленно ступая по лестнице (прежде он перепрыгивал через три ступеньки), капитан Поликсингис направился в ту комнату, откуда даже сквозь закрытую дверь проникал сильный запах мускуса.

Эмине распахнула все окна, чтобы хоть немного повеяло свежестью, и, полураздетая, стала ждать капитана, прислушиваясь к каждому шороху. Сегодняшний день показался ей особенно тоскливым. Она то вздыхала, то принималась истерически хохотать. Все муки ее были связаны с этим свирепым Вепрем – капитаном Михалисом, а безудержный смех вызвало несчастье, постигшее Нури-бея. Утром пришел к ней Мустафа-ага и сообщил со скорбным выражением лица:

– Большая беда стряслась с беем. Он больше не сможет быть тебе мужем. У него будут усы, борода, волосы на теле, но мужчиной он уже не будет…

Эмине звонко рассмеялась в ответ.

– А может, ты недоговариваешь, Мустафа-ага, может, и волосы у него на теле выпадут, и голос станет тонким, как у женщины, и грудь вырастет?.. Может, и звать его теперь будут не Нури, а Нурина?

– Зачем смеешься, над людской бедой смеяться грех! – ответил оскорбленный старик.

– Ах, Нури, бедняжка! – сквозь смех запричитала Эмине. – Что же с тобой сделали, с таким удальцом, с таким красавцем! Ты был лев среди турок, и все женщины на тебя заглядывались, а теперь ни мужик, ни баба. Ни родить не сможешь, ни оплодотворить. Как мул! Ха-ха-ха!

Мустафа ошарашенно смотрел на нее. Затем схватил торбу и вылетел пулей из комнаты, а очутившись во дворе, трижды сердито сплюнул.

– А вот и ты, наконец, мой милый капитан, звездочка моя вечерняя! – защебетала Эмине, раскрывая Поликсингису благоуханные объятия. – Раздевайся скорей, супруг мой! Как я тебя ждала! Мне есть, что тебе порассказать.

– И мне тоже, – сказал капитан, опускаясь на подушки.

Он обнял гибкое тело, с наслаждением вдохнул аромат ее груди, почувствовал, как вся она будто растворяется в нем. В минуту улетучились обуревавшие его тревоги и заботы, и окружающий мир словно перестал существовать.

Но Эмине вдруг стало душно в его объятиях. Она порывисто отстранила его.

– Нет, сперва расскажи, как прошел день. Ты пришел такой хмурый… Ну что Вепрь? Отказывается?

Капитан мигом очнулся, нахлынули неприятные подробности давешнего разговора…

– Отказывается…

– Будь он проклят, нечистая сила!.. А почему?

– Не говорит… Стал буянить, едва не вытолкал меня из лавки – зверь, одним словом… Ну уж и я в долгу не остался: все ему выложил, что накипело.

– Но этого мало! Мало! – Эмине вскочила с постели и топнула об пол выкрашенной в розовый цвет пяткой. – Ты слышишь, Поликсингис, – мало! Ты должен был его убить!

Он вздрогнул.

– Убить?

– Да, да, убить! Настоящие мужчины именно так поступают! Только женщина может словом ответить на оскорбление, а мужчина должен действовать!

– Я?.. Убить капитана Михалиса?!

– А что, разве он Бог? Или ты боишься, скажи!

Эмине схватилась за ворот рубашки, рванула и разодрала ее до пояса. В свете лампы стали видны упругие груди и капельки пота между ними.

– Вот так бы и его разодрала! О Аллах! – выдохнула она и вдруг разрыдалась.

Капитан Поликсингис растерялся, хотел ее обнять, успокоить, но Эмине резко оттолкнула его и забилась в угол, как дикий зверек. Рыдания сменились безудержным хохотом. Она замолотила кулачком по стене.

– Запомни, Поликсингис! Мой муж мне опротивел в тот вечер, когда капитан Михалис двумя пальцами раздавил рюмку, а Нури ничем не смог ему ответить. Гляди, чтоб и ты мне так же не опротивел! Мужчина, которому я позволяю себя обнимать, никого во всем свете не должен бояться! Ну что, сделаешь, как я велю?

– Нет! Я не хочу!

– Не можешь!

– Не хочу! – твердо повторил капитан Поликсингис и тоже топнул ногой. Лицо стало свирепым, глаза впились в Эмине, как два кинжала.

Та сразу сменила гнев на милость. Ее тонкие ноздри возбужденно затрепетали.

– Вот таким ты мне нравишься, богатырь мой милый! А ну-ка топни еще раз, рассердись. – И она бросилась к нему на грудь.

И снова капитан Поликсингис забыл обо всем на свете. А когда опомнился – казалось, он вынырнул из морских глубин: глаза блуждали, волосы были спутаны.

– Любовь моя, муженек, богатырь мой! – ворковала черкешенка, лаская его волосатую грудь.

Капитан Поликсингис привалился спиной к стене и чувствовал себя счастливым. Он прислушивался к шуму прибоя, лаю собак, серенадам, которые пели влюбленные полуночники, и сквозь опущенные веки наблюдал за своей голубкой. Нет в мире ничего прекрасней женщины, думал он, радуясь, что родился мужчиной и может наслаждаться этим упругим телом, чувственными губами, точеными ручками…

– Не горюй, Эмине, найдем себе другого кума, еще получше капитана Михалиса. Только не забудь все, чему я тебя учил. Священник может спросить, и ты должна быть готова.

– За меня не волнуйся, муженек! Я все ваши премудрости назубок выучила. Вот спроси!