Капитан "Ориона"

Эта их «сила»… Она привезла с собой часы, работающие на этом принципе, и они продолжали идти и в космосе, и на Земле, и на станциях, причём я не видел, чтобы она меняла батарейки или что у них там вместо. Но стоило только снять их с руки — часы останавливались. Она смеялась и говорила, что «святая сила» в людях, и во мне она тоже есть, но у меня в руках часы не шли никогда. И ни у кого другого, я проверил больше тридцати человек.

По поводу детей я ей сразу объяснил, что у нас этот процесс взят под строгий государственный контроль, а если её ДНК проверят, то все мои многолетние труды по её легализации пойдут прахом — Сонатцы только внешне на нас похожи, в генах у них всё совсем по-другому. Она загадочно улыбалась и говорила, что обойдётся без клиники. На её планете женщины рожают варварским естественным путём, но я-то твёрдо знал, что мои органы заблокированы, и детей от меня у неё точно не будет, как, впрочем, и от любого другого подданного Империи. Как же я ошибался.

Он нежно посмотрел на Ориона, опустил глаза.

— Она обрадовала меня в первый день лета — сказала, что у нас скоро будет малыш, пол пока неизвестен, но она очень хочет мальчика. Я не поверил, потащил в лазарет, запустил полное обследование… Кажется, именно тогда я начал седеть. Внутри неё рос новый человек, пока ещё очень маленький, меньше ладони, но несомненно живой. Такого не было в Империи уже много тысяч лет, у меня был шок, зашалило сердце, хорошо что мы были в медотсеке.

Потом я отошёл и, честно говоря, перестал удивляться. Риона многие невозможные вещи спокойно объясняла «святой силой», показывала эксперименты. И вопреки теории вероятностей раз за разом вытаскивала из непрозрачного пакета единственный белый шарик из двадцати чёрных, заставляла прорастать синтезированное яблоко без косточек, не намокала под дождём без зонта…

Я принял её противоестественную беременность как данность, стал раскапывать древние учебники по этому процессу, за полгода сделался спецом в области истории медицины. Мы даже договорились с той самой нелегальной клиникой о родах, обследовались, — он замолчал, стал катать в ладони бокал, налил его до краёв, отпил половину. Орион нерешительно посмотрел на Диану, она сжала его руку.

— И как прошли роды? — тихо спросил он.

— Никак, — профессор резко отставил бокал, выпрямился в кресле, — она до них не дожила. Я тогда читал цикл лекций в разных институтах, мотался по Империи, она летала со мной, вечно боялась оставаться одна… В тот день я должен был выступать, подбирал костюм, готовил карточки с речью. Ничего не чувствовал, вот говорят — предчувствие беды, угнетённое состояние, интуиция. Ничего не было, я наверное не из того теста, день как день. Корабль висел на орбитальной станции, она была на восьмом месяце, не захотела спускаться на планету, сказала, что в её состоянии нежелательны даже небольшие перегрузки, а пилоты челноков частенько этим грешат. Проводила меня на причал, вернулась в каюту…

Я спокойно долетел, отлично выступил, зашёл пообедать в кафе. И увидел в новостях сообщение о захвате станции местными террористами. Планета была колонизирована совсем недавно, там ещё сохранились криминальные элементы первой волны поселенцев, которые всё ещё считали себя хозяевами мира. Они требовали чего-то там для себя от правительства, в случае отказа грозились взорвать станцию. Местные власти выполняли потихоньку их условия, вели переговоры, готовили группы захвата…

Не знаю, что там у них не сработало, но станция рванула так, что вспышку было видно с поверхности планеты светлым днём. — Он допил коньяк, сжал пустой бокал в ладонях, уткнулся в них лбом. — Её тело выловили на третий день, обожжённое и обмороженное, изломанное взрывной волной и столкновением с осколками. Выдали мне сохранившиеся вещи из моей каюты, снятые с Рионы бриллианты и контейнер с её любимым биокристаллом, кладезем развединформации. Я думал, что кристалл мертв, даже пережив взрыв из-за надёжного корпуса коробки, перенести открытый космос он не мог, да и не до него мне было — опознания, похороны…

По его щеке скатилась слеза, он стёр её пальцем, спрятал глаза в ладони. Глухо проговорил:

— Я больше недели ходил в прострации, ничего не видел вокруг себя, никого не слушал. Принимал какие-то таблетки, мне медик местный дал… Потом пришло время улетать, мне дали недельный отпуск по семейным обстоятельствам, но его никак на хватило чтобы отойти от шока. Я стал перебирать вещи, наткнулся на коробку с вещами из морга, разобрал, половину выбросил. Коробку с её данными тоже хотел бросить в утиль, потом чего-то задумался, открыл…

На металлической стенке ящика были нацарапаны слова, печатными буквами, я так и не научил её писать прописью.

«Ты не захотел спасти мою планету, спаси хотя бы моего ребёнка.»