Ханс Шнайдер дернулся, словно его ударили по лицу. Его правая рука метнулась к эфесу сабли. Рука Алана сделала такое же движение. Но прежде чем клинки успели выскочить из ножен хотя бы на три дюйма, руки противников застыли, будто захлестнутые петлей.
— Хватит! — произнес Жозеф Фуше, появившись в дверном проеме. — Достаточно, благодарю вас. Прекратите немедленно, вы, оба!.
Министр полиции в своем выцветшем черном сюртуке и крапчатых шерстяных брюках шагнул через порог, держа в руке табакерку. Его пальцы слегка дрогнули, когда он открыл крышку с выложенной бриллиантами буквой «Н» и взял понюшку.
— Мадам де Сент-Эльм, — продолжал Фуше, — не будете ли вы так любезны обуздать свою страсть к конфликтам, которую я вижу на вашем лице? Капитан Мерсье, мой давний ученик, вы, кажется, забыли свою обычную осторожность. Лейтенант Шнайдер, вас инструктировали в высших сферах повиноваться моим приказам. Оставьте в покое саблю, молодой человек!
Взгляд Фуше переместился на Шавасса, все еще полуоглушенного, с окровавленным ртом.
— Должен предупредить вас, лейтенант Ханс Шнайдер, — добавил министр, захлопнув табакерку и спрятав ее в карман. — Если вы еще раз поднимете руку на одного из моих
слуг, я лично сорву погоны с вашего мундира и вы будете разжалованы в рядовые. Понятно?
Лицо Шнайдера под загаром и веснушками было бледным и неподвижным. Однако по какой-то причине, и, безусловно, не из страха, он казался обрадованным возможностью не вынимать из ножен саблю.
— Господин министр, — заговорил лейтенант, — я более чем однажды выражал свое восхищение вами и вашими методами… — в этот момент Фуше с любопытством посмотрел на него, — иначе я бы не был сейчас в Париже. Мне не было никакой нужды… доставлять донесения. Но когда я не буду находиться в вашем распоряжении, то предъявлю счет некоторым из присутствующих здесь.
Казалось, Алан Хепберн впервые за долгое время вдыхает чистый воздух. Его глаза не отрывались от стального эфеса сабли Шнайдера.
— Если я доживу до завтра, лейтенант, — заявил он, — то постараюсь удовлетворить ваше желание при первой возможности. Капитан Мерсье, приношу вам благодарность. — И Алан с поклоном передал Мерсье его саблю.
— Ваш покорный слуга, сэр, — ответил Мерсье по-английски. — Рад был вас выручить.
— Довольно, я сказал! — прикрикнул Фуше.
Никто не произнес ни слова. Министр полиции, скрипя туфлями, точно подкрадывающаяся смерть, медленно подошел к кровати и посмотрел на Левассера.
— С ним и раньше случались эпилептические припадки. Не думаю, что это серьезно. Все же лучше отнести его наверх, в жилые помещения.
Подняв руку, Фуше щелкнул пальцами. Словно по волшебству, невидимая панель в другой стене, расположенной под прямым углом к первой, отодвинулась, впустив двух полицейских в алых мундирах. Повинуясь жесту министра, они подняли бесчувственное тело Рауля Левассера и вынесли его из комнаты. Панель вновь закрылась.
Двинувшись назад, Фуше заметил том Шекспира, лежащий на полу, поднял его, открыл на титульном листе пьесы «Как вам это понравится», снова закрыл и положил на стол, переводя мрачный взгляд с Иды на Мерсье и, наконец, на Шнайдера.
— А теперь, — сказал он, — вы трое поднимитесь наверх и ждите меня в моем кабинете. Я хочу в последний раз переговорить с заключенным.
— В последний раз? — переспросила Ида, прикоснувшись к обожженному боку, как будто она впервые ощутила боль.
— Именно так. Это вас беспокоит?
— Вовсе нет. Но вы же не собираетесь и в самом деле допустить, чтобы его…
— Это, мадам, зависит исключительно от него.
— И вы не хотите знать, — воскликнула Ида, бросив взгляд на Шавасса, — что здесь произошло?
— Дорогая леди, мне уже известно, что здесь произошло после того, как ваша последняя жертва пыталась вас убить. Я слышал звук выстрела через переговорную трубку и последующие полчаса подслушивал, находясь за дверью. Но это может подождать. Поднимайтесь наверх, все трое!
Ханс Шнайдер собирался заговорить, но раздумал и двинулся к выходу. Мерсье, на которого Ида явно произвела немалое впечатление, ждал, чтобы пропустить ее вперед. Ида величаво направилась к отодвинутой панели, за ней последовал Мерсье, но в этот момент капрал Шавасс обрел дар речи.
— Погодите минуточку, гражданин министр! — крикнул он, вытирая грязным голубым носовым платком кровь, сочившуюся изо рта. — Эта кокотка должна объяснить больше, чем вы думаете!
Ида резко повернулась, ее грудь бурно вздымалась под зеленым платьем, рука была прижата к черной опаленной дыре в ткани.
— Ну? — обратилась она к Фуше. — Вы станете прислушиваться к болтовне этого грязного революционного санкюлота?[41]
— Вам следует помнить, — заметил министр, — что я сам некогда был таким же грязным революционным санкюлотом. Вы слышали мой приказ, мадам? Идите наверх!
— О боже! — фыркнула Ида. — Только бы мне добраться до этой женщины!
Фуше сделал щаг вперед.
— Лучше уходи, Ида, — улыбнулся Алан, пытаясь сдержать биение пульса в висках, — а то тебе придется провести остаток ночи в месте еще менее комфортабельном, чем это. Так что умерь свой пыл, дорогая!