Капитан Темпеста. Дамасский Лев. Дочери фараонов

Как по волшебству, в зале появились десять слуг и шесть пажей с серебряными тарелками и приборами и в один момент сервировали стол.

— Клянусь бородой пророка, — прошептал Мико, — должно быть, в этом замке и вправду хорошо живется, и мы неплохо проведем здесь несколько дней.

Едва на столе расставили приборы, как появились еще слуги и пажи, неся большие серебряные блюда с жареными дикими утками, бекасами, осьминогами, йогуртом — сквашенным молоком, — и буреками — слоеными пирожками, зажаренными в жиру, которые у мусульман считаются деликатесом. Затем появились вареные кукурузные початки, финики и сушеный инжир.

— Да тут можно жить, — сказал Мико, который сильно проголодался и сразу набросился на жареную дичь. — Но, господин мой, здесь совсем нечего пить. Скажите управляющему, что даже сам султан пьет кипрское вино. Оно тут наверняка есть, просто спрятано в погребах.

— Ты понял? — спросил Мулей коменданта.

— Да, господин: в Хусифе теперь тоже разрешено пить вино, сам султан подал пример, а ведь он глава правоверных.

— Вели принести лучшее вино и оставь нас. Мы спокойно позавтракаем, а ты тем временем прочтешь письмо вместе с секретарем Хараджи.

Все уселись за длинный стол, сервированный с восточной роскошью, и набросились на еду, а пажи уже несли корзины с запыленными бутылками.

В углу комендант и армянин изучали грозное письмо, которое одним своим видом уже повергало их в дрожь, хотя они пока и не знали, что там написано.

— Дело сделано, впечатление мы произвели, — сказал Никола Дамасскому Льву, разрезая аппетитную утку. — Пройдет полчаса, а лучше пять минут — и мы станем хозяевами Хусифа и сможем узнать судьбу вашего отца.

— Надеюсь, он еще жив в подземельях этого проклятого замка, — ответил Мулей. — Он старик железной закалки, и несколько ладоней содранной кожи для него пустяк. Он был ранен более двадцати раз в жестоких битвах с неукротимыми курдскими племенами в Бассоре и остался жив. Так что снятыми лоскутами кожи его не напугаешь. Но если я найду его мертвым, то от Хусифа не останется камня на камне.

— А всех этих разбойников мы повесим, — сказал Мико. — Вижу, на шторах в зале много шелковых шнуров. Вот они и пригодятся, а бандиты будут умирать с иллюзией, что получили роковую удавку от султана.

— Надо посмотреть, как пойдут дела, — заметил грек. — Нас всего семеро, а в замке по меньшей мере человек пятьдесят солдат, рабов и пажей, не считая женщин. Правда, в открытом море крейсирует венецианская эскадра.

— Ее-то мы и позовем на помощь, чтобы подрезать крылышки всем пташкам Хусифа.

— Сигнал подадите этой ночью? — спросил грек у Мулея.

— Да, с самой высокой террасы замка, и все пойдет как по маслу. Я не хочу подвергать венецианскую эскадру риску ради спасения моей жизни и жизни моего отца. А!.. Вот и кофе прибыл, а при нем сам комендант. Бедняга!.. Что-то он помрачнел.

— У него, видно, случился сердечный приступ, когда он вскрывал печати султана, — сказал Мико.

Один из негров нес на курчавой голове огромный поднос гравированного серебра с маленькими фарфоровыми чашечками в крошечных подстаканниках из ажурного золота.

— Эй, чернолицый, — сказал Мико, придя в шутливое расположение духа после нескольких бокалов кипрского вина. — Это настоящий кофе?

— Его всегда пила хозяйка, — вздрогнув, ответил несчастный африканец.

— Так он уже старый, ведь хозяйки давно нет в замке.

— Только нынче утром пробовали, эфенди.

— Ладно, мы тоже попробуем, — проворчал албанец, искоса на него взглянув.

Как известно, турки — большие мастера в приготовлении кофе. Они не дробят драгоценные ароматные зерна, а растирают их между двух камней в пыль и эту пыль засыпают потом в кипящую воду. На вкус такой кофе напоминает шоколад, и никто, кому довелось побывать в Константинополе, на этот кофе не жаловался. Негр поставил огромный поднос на стол и, повинуясь властному жесту Мико, быстро, как газель его родных краев, отпрыгнул в сторону. Тем временем к ним медленным шагом подошел управляющий вместе с армянином, держа в руке письмо с печатями султана.

— Удалось ли секретарю Хараджи разобрать арабскую вязь, начертанную на этой бумаге? — спросил Мулей-эль-Кадель, быстро допив свою чашечку кофе.

— Да, эфенди, — ответил управляющий, взглянув на письмо.

— Следовательно, ты понял, чего хочет от тебя султан?

— Я должен оказать вам гостеприимство до приезда госпожи и обращаться с вами, как с принцем.

— В моих жилах течет кровь самой высокопоставленной турецкой аристократии, — сказал Мулей. — Моя мать — двоюродная сестра Магомета Второго.

Управляющий побледнел до синевы:

— Эфенди, что я могу сделать для вас?

— То, что указано в письме.

— Передать замок целиком в ваши руки?

— Да, до приезда твоей хозяйки. И учти, я буду распоряжаться от имени султана. В Константинополе всегда хватит удавок для подарков.

— Я знаю, эфенди, но я человек маленький.

— Ты управляющий замком, с которым мало какой из замков на острове может сравниться, а значит, можешь считать себя персоной уважаемой, большим начальником. Вели подойти секретарю Хараджи, здесь есть чашечка кофе и для него.