— Ступайте, — велел Мико Санджаку и венецианцам. — Я хочу удостовериться, что паша заснул, а потом вас догоню.
Албанец проводил их до двери, но не потому, что не доверял венецианцам, дело было в другом; он подождал несколько минут и, не уловив никакого шума на мраморной лестнице, вернулся в комнату и быстро подошел к кровати. Услышав его шаги, старый воин-азиат рывком сел на постели и грозно крикнул:
— Значит, здесь меня и должны задушить? Ты палач, вернее, один из палачей Хараджи? Делай свое дело быстрее, я больше своей жизнью не дорожу.
Албанец достал из-за широкого пояса красного шелка два ятагана и пистолет и положил на постель со словами:
— Мой господин, вот оружие, чтобы вы могли защищаться, если кто-нибудь захочет причинить вам зло. Но здесь в замке есть человек, который охраняет вас, и горе тому, кто посмеет вас тронуть.
— Кто он?
Албанец склонился к паше, словно боялся, что его слова могут услышать, и тихо сказал:
— Ваш сын.
Старый воин вздрогнул и с минуту не сводил с албанца глаз, все еще живых и полных огня.
— Мой сын… здесь? — запинаясь, воскликнул он.
— Да, эфенди.
— И он тоже узник?
В голосе паши прозвучала тоска.
— Он хозяин замка, по крайней мере пока сюда не явится эскадра Али-паши.
— В каком смысле — хозяин?
— Об этом он вам расскажет сам.
— А как вы сюда добрались?
— На венецианских галерах.
— Значит, Мулей знал, что меня схватили?
— Да, эфенди.
— И сразу решил меня спасти. А его жена? А сын?
— Вы спросите об этом Мулея, он через несколько минут будет у вашего ложа.
— Он по-прежнему христианин?
— По-прежнему, эфенди.
— И правильно поступает. Я бы тоже отрекся и от Магомета, и от Корана. Позови моего сына. Я не виделся с ним три года.
— Я к вашим услугам, господин, — сказал Мико. — Сохраните мое оружие.
— Оставь мне только ятаган, у меня еще достаточно крепкая рука, чтобы рубить головы.
— Не сомневаюсь, эфенди, — ответил Мико, снова засовывая за пояс пистолет и второй ятаган. — Я пойду позову вашего сына. Но будьте осторожны: у нас есть все основания думать, что за нами пристально следят, несмотря на то что мы хозяева в замке.
— Иди, лети!.. Когда передо мной появится Мулей, я не издам ни звука.
Мико прикрыл оранжево-голубые витражные окна, бесшумно пересек комнату, спустился по лестнице и, постояв немного на площадке, желая удостовериться, что венецианские галеры на месте, вошел в зал. Мулей-эль-Кадель все еще сидел за столом рядом с Николой и курил чубук с душистым морейским табаком. Венецианцы отошли в угол, но были готовы прибежать по первому зову и грозно загрохотать кирасами миланской работы, которые превосходили прочностью все турецкие кирасы, вместе взятые.
— Ваш отец свободен, синьор Мулей, — сказал Мико, наклонившись к Дамасскому Льву, который делал вид, что его не видит. — Пойдемте, и возьмите с собой Николу и венецианцев, чтобы они сторожили на лестнице. В замке Хараджи сильно пахнет предательством.
— Нам кто-нибудь угрожает? — спросил дамаскин.
— Пока никто.
— Как себя чувствует мой отец?
— Мне кажется, он не страдал в застенке.
— Даже от той раны, что эта женщина приказала палачу ему нанести?
— Мне так кажется, синьор. Говорите тише, здесь даже у стен могут быть уши. Где Санджак?
— Я только что его видел, он болтал на площадке с курдами.
— А армянин?
— Куда-то подевался.
— Похоже, ты его сильно невзлюбил, — сказал Дамасский Лев.
— Я больше опасаюсь гадостей от этого человека, чем от коменданта, — отозвался албанец. — Не нравится мне его взгляд.
Мулей вытряхнул чубук, быстро осмотрел свое оружие и сказал венецианцам:
— Отправимся, синьоры, вступать во владение замком. Не забудьте аркебузы. Никогда не знаешь, что может случиться.
И семеро воинов, которых вел Мико, вышли из зала и направились к мраморной лестнице, ведущей в покои паши.
Едва они вышли, как в другие двери осторожно и недоверчиво вошли Санджак и армянин. Оба мошенника обменялись какими-то знаками, потом, прячась за колоннами, вышли во двор.
— Ты действительно умеешь читать, Хасард? — спросил комендант.
— Еще до того как хозяйка назначила меня своим секретарем, — ответил армянин, — я научился читать в Эрзеруме, в городе, который гордится своими знаменитыми школами. А почему ты спрашиваешь?
— Меня терзает сомнение, от которого кровь стынет в жилах.
— Что за сомнение?
— Что это письмо может быть поддельным.
— Дурак, — отвечал армянин. — Ты думаешь, я никогда не видел печатей султана?
— И все-таки я чувствую, возле нас кружит какая-то опасность. Но что, если эти люди действительно посланцы султана?
— Я тоже про это думаю. А ты заметил, какой важный вид у их главного? Наверное, он визирь, а может, и того выше. Уж я-то в людях разбираюсь.
— А остальные? — спросил Санджак.
— Военные, и кое-кто очень высокого происхождения.
— И тоже турки? Не похожи они на турок.
— А ты только лица рассматривал или заметил, на какой шлюпке они приплыли?
— Почему ты спрашиваешь?
— Потому что я недавно осмотрел шлюпку, и мне кажется, эта лодка не турецкая.