Не пошевельнувшись ни на волос с места, герцогиня с такой же быстротой отпарировала удар, и в следующее мгновение острие ее шпаги проткнуло шелковый камзол Метюба как раз над тем местом, где находится сердце, не проникнув, однако, в тело.
– Клянусь пророком, – вскричал ошеломленный турок, – этот юноша очень опытный воин!
Гараджия, не менее пораженная удивительной ловкостью удара герцогини, отбросила в сторону сигаретку и не без насмешки сказала турку:
– Ну, Метюб, кажется, ты нашел наконец противника, который шутя справится с тобой? А ты еще так пренебрежительно назвал его мальчиком!
Турок испустил глухое рычание.
Герцогиня снова встала в оборонительную позу, угрожая противнику новым выпадом. Простояв мгновение неподвижно, она вдруг с такой силой атаковала противника, что тот был вынужден отскочить в сторону, с трудом отпарировав удар.
– Браво, эфенди! – крикнула Гараджия, впиваясь в герцогиню пылающими глазами. – А ты, Метюб, можешь считать себя уже побежденным.
Но турок, видимо, не был согласен с таким выводом своей начальницы и яростно кинулся на противника.
Минуты две или три удары с изумительной быстротой сыпались с обеих сторон. Метюб тоже оказался первоклассным бойцом, так что герцогине, в свою очередь, пришлось отпрыгнуть в сторону.
– А, наконец-то, эфенди! – вскричал турок, готовясь к новому выпаду.
Гараджия побледнела и подняла было руку, чтобы остановить Метюба, как вдруг увидела, что мнимый сын мединского паши низко наклонился к земле, выставив вперед левую ногу. В этот момент турок с диким криком сделал отчаянный выпад, но острие шпаги герцогини вновь сверкнуло у его груди, между тем как сама она точно лежала на полу, опираясь на него левой рукой.
– Получи-ка вот этот удар, – воскликнула она торжествующим голосом, – и попробуй отразить его!
Метюб снова вскрикнул, но на этот раз уже от боли и гнева: шпага его противницы прошла ему в грудь, хотя и неглубоко, потому что ловкая фехтовальщица сумела вовремя отдернуть назад оружие.
– Что, Метюб, попало? – вскричала Гараджия, хлопая в ладоши. – Вот видишь, как умеет биться твой юный противник! Как бы не пришлось тебе поучиться у него!
Намереваясь взять реванш, турок сделал еще один отчаянный выпад, но герцогиня сильным ударом выбила у него из рук шпагу, которая отлетела далеко в угол, и таким образом обезоружила его.
– Проси пощады! – крикнула она, касаясь концом своего оружия его горла.
– Никогда! Лучше добей! – прохрипел турок.
– Прикончи его, эфенди, – сказала Гараджия, – жизнь этого человека принадлежит тебе.
Но герцогиня отступила на три шага назад, бросила на ковер шпагу и с достоинством проговорила:
– Нет, Гамид-Элеонора не привык дорезывать побежденных.
– Рана моя не опасна, эфенди, – храбрился турок, – если позволишь, я могу взять реванш.
– Нет, этого не позволяю уже я. Довольно тебе и такого урока, – вступилась молодая турчанка.
Потом, любуясь мнимым юношей, она прошептала про себя: «Хорош, храбр и великодушен! Да, этот юноша стоит более самого Дамасского Льва!..»
– Ступай лечиться, – вслух прибавила она, обратившись к Метюбу, поднявшему уже свою шпагу и стоявшему в нерешительности против спокойно улыбавшейся герцогини.
– Прикажи лучше убить меня, госпожа!
– Успокойся, ты бился, как подобает доблестному витязю, и нисколько не уронил своей славы первого бойца нашего флота. А такими людьми я умею дорожить, – смягченным голосом сказала Гараджия. – Иди, мой храбрый воин, и поручи себя врачу.
Метюб понуро вышел, прижимая руки к груди, чтобы остановить кровь, начинавшую просачиваться из раны и окрашивать в пурпур зеленый шелк его камзола. Он хотел было уже откинуть роскошную парчовую занавесь с тяжелыми золотыми кистями, как вдруг повернул назад, быстрыми, неровными шагами вновь приблизился к своему противнику, следившему за ним спокойным взором, и проговорил, задыхаясь:
– Надеюсь, эфенди, ты не откажешь мне в возобновлении поединка, когда затянется моя рана.
– Тогда будет видно, – холодно отрезала герцогиня.
– Эфенди, – начала Гараджия, когда Метюб удалился, – кто научил тебя так искусно владеть шпагой?
– Я уже говорил тебе, госпожа: один христианский ренегат, находившийся в доме моего отца в качестве моего наставника, – отвечала герцогиня.
– А что ты подумал о моей прихоти заставить тебя биться с моим капитаном?
– Да ничего, кроме разве того, что у турецкой женщины может быть много разных прихотей, – проговорила герцогиня, пожав плечами.
– Да, это правда… И эта прихоть была у меня очень некрасивая: ведь она могла стоить тебе жизни… Ты меня прощаешь, эфенди?
– Ну, я свою жизнь так легко не проиграю… Я уже говорил тебе, что берусь биться сразу с двумя сильными противниками, нисколько не опасаясь за себя.
Гараджия просидела несколько минут в глубоком раздумье, потом оживленно сказала:
– Скука у меня прошла. Теперь моя очередь доставить тебе развлечение. Выйдем на двор, там, наверное, уже ожидают мои индусские бойцы. На них тоже интересно посмотреть.