Костюм сегодня на ней был брючный, цвета осенней опавшей листвы, то есть ржаво-коричневый. Лола обожала сложные оттенки. Цвет ее волос в данный момент был темно-рыжий, почти каштановый, что, конечно, очень подходило к костюму.
— Не дури, — коротко сказал Маркиз. — Что, тряпок себе потом не купишь, что ли? Ты хоть представляешь, в. какую глушь мы едем?
— Всего сто десять километров от города, — упрямо возразила Лола.
— Вот увидишь, что это за дыра! — пообещал Маркиз, притормаживая у ма, газина одежды.
— Джинсы и куртка! — напутствовал он Лолу. — И быстрее. А то я тебя знаю — будешь два часа в примерочной торчать.
— Слушаюсь! — буркнула Лола, передавая ему Пу И, который даже не проснулся.
— Назад в СССР, — усмехнулась она, вернувшись.
Маркиз одобрительно окинул взглядом стройную девушку в джинсах и коричневой кожаной куртке, из-под которой торчал черный свитерок.
— Такой ты мне нравишься еще больше! — сказал Маркиз, улыбаясь.
— Издевается еще, — вздохнула Лола, — поедем уж скорее…
— Ах, черт! — пробормотал Маркиз, скосив глаза в зеркало заднего вида. — Они опять нас засекли!
Действительно, из-за угла вывернул вишневый «опель» и пристроился в потоке транспорта через две машины от невзрачных Лениных «Жигулей».
— Ну, ладно, — Леня усмехнулся, — сейчас мы им устроим классический питерский аттракцион! Как раз биржа недалеко…
Маркиз свернул с Московского проспекта и затормозил возле массивного серого здания Фьючерсной биржи.
— Теперь слушай внимательно, — повернулся он к Лоле, — я сейчас уйду минут на двадцать, а ты сразу же за мной выходи из машины и встань около правого заднего колеса. Поняла? Около правого-заднего! Стой и жди меня, посматривай по сторонам.
— И только-то? — удивилась Лола. — А зачем?
— Вернусь — объясню, — ответил Маркиз, выскакивая из машины.
Лола вышла вслед за ним, обошла машину и остановилась возле правого заднего колеса. Маркиз пошел в сторону биржи. Лола повернула голову и увидела, что из вишневого «опеля», припаркованного метрах в двадцати, вышел невысокий плотный человек лет тридцати пяти с редеющими вьющимися волосами и двинулся вслед за Маркизом, чуть загребая при ходьбе слегка косолапыми ногами.
Вообще место было достаточно оживленное. Вокруг биржи стояло множество машин, кто-то все время то подъезжал, то отъезжал, многочисленные люди с деловым видом прохаживались по тротуару, разговаривая и переглядываясь.
Прошло минут пятнадцать, и Леня показался — совсем не с той стороны, откуда Лола его ждала. Следом за ним, как приклеенный, тащился косолапый из «опеля».
— Садись, — скомандовал Маркиз и сам быстро сел за руль.
«Жигули» отъехали от стоянки и вывернули на оживленный Московский проспект.
— Ну и что теперь? — недоуменно спросила Лола, увидев, как вишневый «опель» устремился за ними следом.
— Теперь смотри на них, — Леня ухмыльнулся.
Вишневая машина ехала следом за «Жигулями», но, проехав метров двести, неожиданно вильнула и остановилась у тротуара.
— Что и требовалось доказать, — удовлетворенно проговорил Леня и, сделав преследователям ручкой, прибавил газ.
Лола то и дело посматривала на Маркиза, ожидая, когда он объяснит ей смысл происшедшего, но тот молчал, лавируя в интенсивном потоке машин, а отвлекать его от дороги она не хотела, боясь нарваться на скандал.
Наконец, отъехав достаточно далеко, Маркиз повернулся к Лоле и заговорил:
— Около биржи есть особый промысел: пасут оставленные на улице машины, особенно, конечно, дорогие иномарки, дождавшись удобного момента, прокалывают у машины правое заднее колесо — поэтому я тебе велел стоять возле него…
— А почему именно правое заднее? — поинтересовалась Лола.
— Потому что оно дальше всего от места водителя.
— Ну и зачем это?
— Человек приезжает на биржу часто с большими деньгами, они у него лежат в маленькой сумке — «барсетке», поэтому бригаду, которая занимается этим делом, называют барсеточниками. Вернется человек, сядет в свою машину, отъедет — колесо спускает, и машину приходится остановить. Водитель в нервах выскакивает из машины, чтобы посмотреть, что случилось с колесом. Колесо — правое заднее, значит, ему приходится обойти машину вокруг, а у большинства иномарок — центральный замок, то есть все двери машины открываются и закрываются одновременно. И, естественно, когда водитель собирается менять колесо, ему нужны свободные руки, поэтому «барсетку» с деньгами он оставляет на переднем сиденье. А барсеточники от самой биржи едут за ним следом, и как только он выходит из машины и, громко матерясь, осматривает проколотое колесо, барсеточники останавливаются рядом с его иномаркой, открывают дверцу, хватают «барсетку» — и поминай, как звали, он их даже преследовать не может, потому что колесо проколото. Да если бы и мог — побоялся бы: он один, а их много, и ребята крутые, связываться — себе дороже, не только без денег останешься…
— Как же никто не замечает, когда они колеса прокалывают?