Капканы на баранов

Не знаю, что это было, но оно заставило шотландца прекратить ломать дверь, за которой спрятался я. Затем я прислушался и услышал, как он поднялся на ноги и бегом бросился обратно на корму, откуда стал раздаваться шум борьбы. Кроме того, к шипящему свисту, который отвлек МакКонела от моей двери и который по-прежнему доносился со стороны каюты, добавился отчетливый запах гари, а через вентиляционную решетку внизу двери вдруг повалил густой дым.

Это был пожар. И здесь уже я ничего поделать не мог. Я понял, что долго не высижу в этом замкнутом пространстве, потому что все кругом в считанные секунды настолько заволокло дымом, что мне стало невозможно не только дышать, но и открыть глаза. Хочешь, не хочешь, а выбираться наружу было необходимо. Иначе – смерть от удушья.

Свет внутрь гальюна попадал через довольно большой квадратный с закругленными углами иллюминатор в потолке, и это был единственный выход наружу, минуя разъяренного и словно обезумевшего МакКонела. Я попытался его открыть, но замок, которым давно не пользовались, не поддался. Тогда я несколько раз с силой ударил в стекло кулаком, но от этого у меня только разболелась рука, и я рассек кожу на костяшках. А между тем от удушья уже стала кружиться голова, невыносимо слезились глаза и дым с адской болью разъедал легкие.

Чтобы разбить стекло, мне нужно было что-то. Я схватился за смеситель на крохотной раковине в углу, но он был прикручен намертво и не поддался. Тогда я приложил все свои силы, чтобы оторвать от унитаза деревянную крышку, и мне это не сразу, но удалось. В следующее мгновение стекло иллюминатора разлетелось вдребезги и множеством осколков осыпалось на меня. Дым сразу устремился вверх, словно в трубу. Я отбил все торчащие по краям стекла, отшвырнул крышку и попробовал выбраться. С трудом, но и это у меня получилось.

Я высунул наружу голову и сделал глубокий глоток свежего воздуха, от которого легкие словно снова развернулись. Огляделся, но никого не увидел. Только в небе над нами зависла какая-то изогнутая белая полоса. И тут мне все сразу стало ясно. Это, наверное, был след от сигнальной ракеты, запущенной капитаном в воздух. Видимо, такой же ракетой он выстрелил в МакКонела, когда тот ломал дверь в гальюн, но промахнулся и поджог соседнюю каюту. А теперь они, рыча и ругаясь, боролись где-то на палубе на корме. Катер при этом продолжал плыть, никем не управляемый. Я подтянулся на руках, перевалился через край иллюминатора на бок и полностью выбрался наружу. Хоть на мгновение облегченно выдохнул и поднялся на ноги.

Что происходило на корме, я себе даже представить не мог, поэтому поспешил взобраться по наклонному затемненному окну кают-компании на капитанский мостик. Там я улегся на живот и осторожно заглянул через край вниз, откуда доносились звуки напряженной борьбы, перемежающиеся с приглушенными ругательствами. Но лучше бы я не видел того, что там произошло в следующий момент.

МакКонел всем своим весом придавил капитана к палубе. Придерживая левой рукой его руку с ракетницей, правой он бил капитана по лицу, а когда тот, завывая от боли, все-таки выронил свое оружие, МакКонел схватил ракетницу, приставил ее к лицу своего противника и спустил курок.

Я в ужасе перевернулся на спину и лежал, глотая ртом воздух, которого так не хватало, и глядел в небо. Мне не верилось, что все это происходит со мной. Весь этот чертов кошмар – непомерная расплата за столь короткое время, проведенное с самой очаровательной девушкой в моей жизни на фоне шелеста пальм и шума морского прибоя. Пусть так, но увидеть, как лицо человека в одно мгновение превращается непонятно во что – это уже слишком. И, словно пытаясь убедиться, что мне все это не показалось, я снова заглянул вниз.

Нет. Не показалось. Я увидел, как МакКонел с чувством выполненного долга встал с мертвого тела капитана нашего катера и растер по лицу брызги крови своей окровавленной веснушчатой рукой. Он отбросил пустую ракетницу в сторону и скрылся из виду, спустившись в кают-компанию. Очевидно, пошел доламывать дверь в гальюн. И начавшие доноситься оттуда звуки, сопровождаемые отборной руганью, подтвердили мое предположение.

Я свесился еще сильнее и смог увидеть эту картину. За его спиной полыхал огонь, и из-за дыма почти ничего невозможно было разглядеть. Но это неудобство не являлось для МакКонела серьезной помехой. Он был машиной для убийства, и в тот момент его целью был я.

Я! Эта мысль вдруг отрезвила меня. Нельзя было бездействовать.

Вспомнив, что катером никто не управляет, я поднялся на ноги и посмотрел вперед. Мы довольно быстро и уверено приближались к острову с трансформатором и антенной. Расстояние между нами и берегом неумолимо сокращалось. Но хуже всего было то, что вдоль берега этого островка тянулась полоса рифов, над которыми вода вспенивалась, превращаясь в белые барашки.