Капля духов в открытую рану

Они вместе лавировали по изгибам и завихрениям одной реки, прибивались течением к берегам, отдыхали, затем снова сплавлялись, поднимая со дна тонну камней и ила, но, если везло, крупинки настоящего золота. Ася попросила полистать фотографии. Дарья Сергеевна сопротивлялась, но все же достала из роскошных витрин, расположенных вдоль всей комнаты, несколько альбомов-развалюх и кипу пожелтевших снимков в обувной коробке. Смотрели, вспоминали, охали, ревели. Вот юный Славочка получает премию Венявского, вот выступает на Брюссельском конкурсе имени королевы Елизаветы, вот вместе с Катюшей несутся на санках со знаменитой Н-ской горы.

– Какие же они красивые! – восхитилась Ася.

– Еще бы! Это же мои дети! – пыхнула Дарья Сергеевна. – Положи вот эту коробку в сервант.

Ася подошла к витрине орехового стеллажа, открыла стеклянную дверцу, поставила на место коробку. На полке лежали бархатная подушечка под подбородок с растянутой резинкой и такой же черный бархатный чехол для смычка с вышитыми буквами Ф.А.И. Ася несмело взяла подушечку, поднесла к носу и втянула воздух. Н-ская музыкалка мгновенно разверзлась перед нею всеми своими классами, поднятыми крышками роялей, запахом канифоли и Славочкиного пота – капельками на лбу и струйками по вискам, когда он выступал на концертах и экзаменах. У нее похолодело в животе – оказывается, она помнила его запах. Вернее, хранила его где-то маленьким секретиком в своем внутреннем сердечном архиве. Таким секретиком, какие делала в детстве, выкапывая голыми руками ямку в земле и укладывая стекло со спрятанным под него красивым фантиком или цветочком. А потом зарывала рыхлым грунтом и утрамбовывала носком ботинка. Каким же это было чудом – вспомнить через пару лет, после сошедших снегов, о месте погребения и вновь откопать это бутылочное стекло с размокшей и потемневшей бумажкой изнутри. Какой острой болью отозвалось ее тело на спрятанные в этой подушечке капельки пота. Уроки аккомпанемента, экзамен, магазин «Природа», сухие дафнии, хлопающие ртом золотые рыбки, его дыхание сзади на шее. А потом, спустя полжизни, пальцы на ее груди, по которым стекало молоко для еще не рожденного ребенка.

– Не трогай, чего вцепилась! – взвизгнула Дарья Петровна, как и тогда, прервав наплывающее наслаждение.

– Я помню это. У него одного был бархатный подбородник. Остальные использовали мочалки. – Ася вздрогнула, выронила подушечку на пол и торопливо бросилась ее подбирать.

– Еще б ты не помнила. Твоя жизнь, может, имеет смысл только потому, что ты подыгрывала ему в детстве да вот сейчас пришла записать его мать.

Ася, оторопев, обернулась. Напротив сидела та самая Дарья Сергеевна, которая ненавидела ее в Н-ске. Женщины, несколько дней расстилавшей перед ней ковры своей памяти, как не бывало.

– Интересная интерпретация моей жизни, – медленно сказала Ася. – Браво! Это была блестящая игра.

– А ты меня за дуру принимала? – Голос у Дарьи Сергеевны сделался стальным.

– Не думала, что будете помнить меня более тридцати лет.

– Да я за каждым твоим шагом следила. За каждым эфиром. И как ты сыночку моего опозорила в своей программе, не зная ни его регалий, ни названия конкурса, где он победил! И как вы бабла нахапали с памятника в Протуркино, тоже знаю из газет.

– Это клевета, неправда!

– Бог тебе судья, что правда, а что нет. Только вот как ты к Сайгонскому подобралась, я не пойму.

– Он сам меня нашел.

– Скажи, какой поворот судьбы! – театрально съязвила Дарья Петровна.

– Сама охренела, – пробурчала Ася.

– Напишешь материал и отдашь Сайгонскому. Только попробуй сунуться к Славочке. Прокляну, как тогда.

– Так вот чьих это рук дело! – усмехнулась Ася, выключая диктофон и складывая его в сумку. – Прощайте. Я желаю вам счастья. И сыночке вашему тоже.

Уже в прихожей, надевая мокасины, Ася подняла глаза на Дарью Сергеевну:

– Одного не могу понять. Как вы, такая любящая и жертвенная мать, не позволили Славочке иметь детей? А потомки гения? А будущие поколения талантливых музыкантов? Не страшно было своими руками обрубать золотое дерево?

– Не нашлась такая, которая не испортила бы ему кровь. Все были… как ты.

– Как я?

– Да! Эгоистки. Лелеющие только себя. Неспособные сделать его счастливым.

– И вы, конечно, отмерили ему счастья на свое усмотрение!