Капля духов в открытую рану

Ася хлопнула дверью и нажала кнопку лифта. Ее колотило. Такой беспомощной куклой, подвешенной за ниточки в забытом сыром чулане, она не чувствовала себя никогда. Вышла из подъезда, доплелась до Арбата, остановилась напротив двух студентов, исполняющих попурри на скрипках, и бросила сотку в лежащий на земле кофр. Один из них, тонкий, чистый лицом, улыбнулся и, не переставая играть, кивнул в сторону нескольких блоков бетона, на которых целовалась неформальная парочка. Немытые дреды подростков источали довольно сильный уксусный запах. Они лизали друг другу рты, будто мыли палубу шваброй. Ася села рядом, не сводя глаз с музыканта. Она мысленно вступила на клавишах, кивая на сильную долю. Скрипач подмигнул. Он мог бы быть ее сыном. Что бы она сделала тогда? Оберегала, как Дарья Сергеевна, кристаллизуя его талант, или бросила на растерзание обычным земным женщинам, которые недожаривали бы ему мясо, жаловались на болезненные менструации, забывали погладить рубашку к концерту. Или родили бы ему не гениев, как предполагалось, а каких-нибудь отморозков, не взявших ни одной положительной черты от своих предков. Задумавшись, Ася пялилась на студента без стеснения. Он был похож на молодого Рэйфа Файнса, и уже за это ему можно было простить ляпы на высоких нотах. Темнело, скрипачи зябко подняли воротники черных коротких пальто и начали складываться. Рэйф Файнс подошел к Асе.

– Сейчас бы глинтвейну, да?

– Вполне.

Они прошли в кафе в одном из арбатских переулков, сели около окна, заказали глинтвейн.

– Где учишься? – спросила Ася.

– В Гнесинке.

– Много зарабатываешь на улице?

– На Арбате много, но это не мое место. Друг иногда дает подработать, тридцать процентов ему.

– Гуманно.

– Тоже так считаю. Можно и домашку отрепетировать, и бабла поднять.

– Знаешь Кречета? Он вроде тоже в Гнесинке учился.

– Кто ж его не знает. Он у нас курс короткий читал как приходящий маэстро. У него несколько учеников есть, талантливые ребята.

– Что скажешь?

– Он – гений, безусловно.

– А как человек?

– Странный. Как мраморный Актеон в Эрмитаже.

– Такой же холодный?

– Ну да, потусторонний какой-то.

– Как думаешь, у него были женщины?

– Кто знает, у него, говорят, педагог был такой, ну… известный музыкант в свое время, но, кажется, он брал на воспитание только… особых мальчиков. Понимаешь, о чем я… А почему ты о нем спрашиваешь?

– Мы учились вместе, в детстве. Так, навеяло…

– Пошли к тебе. – Рэйф Файнс отхлебнул глинтвейна и начал оттаивать, розовея от ушей к носу.

– Не, я тебя не потяну. У меня дочь немногим младше, не поймет. Да и не умею я. Мне отец нужен, а не сыночек.

– Так твоим отцам уже к шестидесяти? Им только утку подносить. Надо менять репертуар.

– Ты прав. Оставь телефон, созрею – позвоню. – Ася положила в книжку официанта деньги за двоих и, потрепав его по щеке, вышла.

Глава 36

Спустя неделю Юлька через десятые руки предложила ей работу в пиар-агентстве. Нужно было писать заказчикам тексты для брошюр, презентаций, листовок и заполнять новостями сайты. Зарплата была меньше, чем Рэйф Файнс зарабатывал за три дня на Арбате, но прерванная запись в трудовой книжке для сорокапятилетней женщины была еще более унизительной. Ася сидела в почтенном здании восемнадцатого века на Воздвиженке. От обнаженной кладки из красного кирпича веяло холодом и пахло сыростью, но сводчатые арки и толстые стены, для которых и артиллерийский снаряд был бы плевком, рождали в ней исторический трепет. В перерывах между работой она, воткнув наушники, расшифровала многочасовые записи Дарьи Сергеевны. Преодолеть свою обиду на эту женщину было тяжело. Ася пыталась быть беспристрастной. Радовало только то, что ей не требовалось ничего сочинять – просто скрупулезно, переводя на литературный язык, вплести все обрывочные нити ее повествования в единый гладкий клубочек. Она пожалела, что не обговорила с Сайгонским гонорар. Работа была кропотливой и муторной, отнимающей все свободное время. Поначалу мысль о том, чтобы встретиться со Славочкой, ее даже не посещала. Но как-то, увидев на Тверском бульваре огромный билборд с анонсом его концерта в Кремлевском дворце, она решила проверить себя на прочность. Самый дешевый билет на официальном сайте стоил шесть тысяч рублей. Это была цена почти полного флакона «Килиана» на вторичном рынке. Черные и белые прямоугольные пузырьки с рококо-лепниной на боковинах уже строились шеренгой на ее полке, но вот «Амбер уд» из удовой линейки пока еще был вожделен. Она больше месяца носила в себе ощущение коньячно-древесного сплава, предвкушала, как килиановский флакон в черном фраке с золотой табличкой встанет в череду таких же молчаливых воинов ее коллекции, займет свое место и… будет забыт. Ибо, заполучив желаемое, Ася теряла к нему интерес. Ее охотничий коллекционный азарт никогда не был удовлетворен. Вечно голод на новые ольфакторные ощущения оставался единственным мотивом, который побуждал двигаться, зарабатывать и в целом казаться живой. Итак, Славочка против Килиана. Это была серьезная задачка.