Капрал Серов: год 1757

С невысокого холмика можно разглядеть бесконечную красно-белую войсковую колонну, зигзагом ползущую вдоль берега. Белые нательные рубахи солдат на бледно-желтой песчаной дороге, красные камзолы отдыхающих смен чуть глубже в лесу, отдельные всадники-офицеры, разъезжающие по своим делам вдоль колонны. А в мутном сером море у самого горизонта виднеются паруса кораблей Балтийского флота, неспешно плывущие на юг.

Рядом тяжело присел Ефим, утирая со лба пот.

— Ну вот, крестничек. Вот это я понимаю — гимнастика! А не эта твоя беготня по утрам!

Я устало вздохнул и ткнул пальцем в сторону парусов на горизонте:

— Злыдни морячки, конечно. Им что, трудно было у Мемеля разгрузиться, что ли? Плыть-то всяко легче, чем идти!

— Скажи спасибо, что хотя бы семьдесят верст провезли! А то ведь могли бы и в Либаве выгрузиться! — усмехнулся Ефим. — Вилим Вилимович, говорят, изначально так и хотел. Наше счастье, что приказ выступать привезли до того, как наши приступили к разгрузке.

— Да уж. Мы б тогда до зимы эти медные горшки по пескам тащили!

— Эк ты, Жора, завернул! Горшки!

— А что? Горшки и есть! Вот пушки — это я понимаю! Орудие! Артиллерия! А мортиры — это что такое? Обычный горшок, только тяжелый. Зачем такое недоразумение с собой тащить?

Ефим покровительственно похлопал меня по плечу:

— Обожди. Увидишь их в деле — все вопросы сами отпадут.

— Угу. Если пупок раньше не развяжется.

Крестный достал трубку и начал неспешно набивать ее табаком, изредка бросая на ползущий обоз косые взгляды.

— Скромный у нас какой-то обоз, Жора. Не находишь?

— Ничего себе скромный! — возмутился я и посмотрел на свою замотанную бинтом левую руку, на которой вчера лопнули мозоли.

— Скромный, Жора, скромный. Провианта с собой взяли шиш да маленько. За то время, что идем — уже половину опустошили. Я так думаю, завтра-послезавтра прибудем на место, постоим деньков эдак пять — и все, провизия закончится. Деревень в округе мало, даже если их все подчистую выпотрошить — еле-еле провизии на роту наберешь.

— Странно. Вроде в Либаве с провиантом все хорошо. Вон, парни из десятой роты говорили — с утра до вечера с галер мешки таскали, и конца-края этому нет.

— Ну да. Там, в Либаве — все хорошо. А видел, сколько в Поланген привезли? Даже в магазины ничего сгружать не стали, все мешки сразу в полковой обоз ушли, ничего в запас не осталось.

— Вроде ж так и должно быть, нет? Склады — в Либаве, а в Поланген будут подвозить по мере необходимости. Кораблю-то эти семьдесят верст морем идти всяко быстрее, чем по суше да на телеге.

— Быстрее — это если шторма нет. Я так думаю, что генерал Фермор специально так сделал. Уж очень он не хотел в этот поход выступать. Так что помяни мое слово. Придем на место, генерал проведет рекогносцировку и скажет, что штурм крепости такими силами невозможен. Мы перейдем к осаде, постоим немножко, а потом или казаки вернутся с новостями — мол, на нас движется армия этого твоего Левита…

— Левальда, — машинально поправляю я.

— Ну да. Или просто скажет: все, баста, провизия закончилась, айда обратно.

— Ну, может быть и так. Судя по тому, как полки неохотно шли на переправу у Митавы, — воевать здесь никто не хочет, — подумав, ответил я. — Такое впечатление, что наши генералы боятся пруссаков.

— Может, и боятся. А чего бы им не бояться-то? У нас половина армии в дальних отлучках, другая половина болеет. Кем воевать-то?

Да уж. Болезни лютуют. За ту неделю, что мы шли по загаженной солдатами первой бригады дороге, у нас прямо целая эпидемия кишечных болячек случилась. Пьют грязную воду, а потом дрищут кровавым поносом. И ладно бы один-два, а то ведь счет уже на сотни пошел.

А мои на меня волком смотрят, когда я им по пальцам капральской тростью бью. Мол, зачем такие сложности — костер разводить, воду кипятить? А то, что по здешним ручьям да ключам вчера четыре полка солдат нужду справляли — всем плевать, да?

Ну да пес с ними, пусть обижаются, главное, чтобы не дристали.

— Кстати, Ефим! А чего Фомин уже третий день вокруг Архипа вьется? Они ж вроде раньше не в ладах были!

— Ну так это же Фомин! — усмехнулся Ефим. — Александру нашему Степановичу всегда все и про всех знать надо. Вот и выпытывает подробности, как, с чем и зачем они с господином капитаном в Якобштадт ходили.

— А мне? Я тоже хочу подробностей. Ты же в курсе, крестный? Как у них все прошло-то?

Ефим нахмурился.

— Как-то оно странно прошло, Жора. Непонятно.

— В смысле?