А в это время через их голову с шипением проносились зажигательные снаряды реактивных систем. Гулко ухали разрывы снарядов большой мощности в глубине города. Угарный дым от пожаров в городе слезил глаза. Пока лейтенант собирался с мыслями, полковник внимательно всматривался туда вниз, откуда поднимались солдаты.
— Сейчас они подтягивают резервы, — лейтенант не выдержал усталости и опустился на землю. Со стороны нижней заправки, петляя, и увертываясь от разрывов, в город поднималась машина-водовоз. Она подъехала к посту, из нее выскочил солдат из отряда Рамиза, — командир, командир, — бежал он к полковнику, — армяне колонной идут на Шушу. Впереди на БМП торчит их флаг.
Решение созрело.
— Собирайте отходящих бойцов здесь и ждите меня, — приказал полковник лейтенанту, а сам, вскочив в свою машину, рванул в свой штаб, где должна была ждать резервная рота.
— Контратаковать, атаковать пока противник не закрепился, — стучало у нее в голове.
В лагере Хырдаланская рота, в полной боевой готовности сидела под деревьями, и ждала команды.
Спрыгнув с машины, он приказал собраться всем бойцам, построил их, и во главе отряда, бегом побежали к высоте, где укрывались отходящие с передовой солдаты. На ходу полковник, объяснял командирам как действовать. Разделившись на две группы, развернулись в цепь, пошли в атаку.
Увидев атакующих бойцов, лейтенант Рагимов подал команду собравшимся на «Верхней заправке» солдатам, и они, соединившись с полковником, лавиной устремились в атаку. Группы сходу выбили армян из строений. где производились старинный азербайджанский инструмент — тар. Взяли высоту с артиллерийским орудием и овладели автобазой.
У «Тар — цеха» к полковнику пробился Сафаров с ручным пулеметом с ним подошел и Ислам. Они были возбуждены после боя. Сафаров подбежал к полковнику обнял его.
— А нам сказали, что вы погибли в горах. Слезы брызнули у него из глаз. Тофик Огуз погиб еще утром, когда отбивались. Как вовремя вы привели помощь, теперь мы сами управимся. А вам надо к тюрьме там Джахангиров, командует. Бойцы говорят, что армяне взяли тюрьму и всех находящихся там зеков.
С минуту постояв, полковник рванул назад. Тюрьма была самой высокой точкой над крепостью, потеря ее грозила катастрофой для города. Все городские дороги были запружены гражданскими людьми, которые из горящих домов пытались уйти в леса Иса-Булуга.
Артиллерия армян била по дорогам, видя, что по ним идут беженцы. Вот одна группа жителей укрылась от осколков на автобусной остановке. Разрыв снаряда, заставил и Хамбалу резко вывернуть машину к домам, и тут произошло то, чего больше всего боялся полковник, видя, что жители укрываются на остановке. Реактивный снаряд армянской артиллерии угодил прямо в остановку, где прятались старики и женщины. Секунда и в разные стороны полетели человеческие останки. Рядом с машиной упал полуобгоревший труп маленького мальчика. Полковник рванулся к нему на помощь, но разрыв другого снаряда прижал его к земле, он делал усилие подняться, но чьи-то руки прижимали его к земле. Злость перехватила дыхание. Он попытался вырваться из цепких тисков, что держали его, и открыл глаза. Над ним склонились несколько врачей в белых халатах. Двое из них крепко держали его руки, не позволяя вырваться. Провода были сорваны и болтались вокруг него.
— Тихо, тихо, успокойтесь, — милый женский голос, постепенно возвращал его в реальность. Полковник медленно оглядывал всех вокруг стоящих людей вспоминая, где он и, что с ним. Дыхание его успокоилось, он обмяк. Медсестра в высоком колпаке сделала ему укол.
Врачи отпустили его. Знакомый «очкарик» склонился над полковником,
— Ну, что вояка, все хорошо? — улыбаясь, спросил «очкарик». Его улыбка и мягкий голос окончательно успокоили полковника.
— Я в норме, доктор, так что все в порядке.
Врачи засуетились, подключая его к аппаратуре.
— После перевязки, подготовьте его к переводу в корпус летной экспертизы, — отдал распоряжение «очкарик» и удалился. Врачи и медсестры колдовали над ним еще около получаса, а потом все удалились, оставив у койки молоденькую сестричку, наверное, стажерку из мединститута. С начала полковник молчал, представляя профессионалам делать свое дело, а потом стал подшучивать над ними, когда они, как ему показалось, уж слишком часто просили прощение, прежде чем сделать укол или поправить подушку.