Полковник прошелся по двору, сплошь увитый лозами винограда. Все лето перед домом, благодаря этому природному навесу, стояла тень, спасая обитателей от жгучих лучей Муганского солнца. В центре двора стоял огромный, сколоченный из грубых досок, стол. Он присел на скамейку.
Водитель Хамбала заехал во двор. Выключил двигатель. Достал из багажника и принес выгоревший, потертый офицерский вещевой мешок, где хранились умывальные принадлежности. Он развязал его и выложил на стол огрызок мыла, солдатское полотенце и станок для бритья. Потом вернулся к машине и принес сапожную щетку и крем. Он делал это молча, не спеша.
Молчал и полковник, устремив свой взгляд на далекое звездное небо. Еще в детстве, когда он вместе с деревенскими пацанами, ходил в ночное пасти лошадей, то отпустив коня, ложился на согретую летним зноем землю и часами любовался переливами лучезарных звезд. Представлял себе, как он вырастет, станет космонавтом и полетит к ним, чтоб дотронуться рукой и погладить их холодные грани. Улыбка тронула краюшки, обветренных губ. Мечта осталась мечтой, а звезды и сейчас так же манили его, как и в далеком детстве.
После поражения в боях за Шушу и Лачин, после пережитого в Кубатлах его уже ничего не радовало. Ни яркий восход солнца, когда лес и горы сверкают зеленью, ни приятная влажная тень под густыми ветвями бука в горячий полдень, когда смолкает пение птиц и только стрекочут неугомонные стрекозы, ни тихие лунные ночи, ни запах родного дома, остро волнующий любого, кто долго жил на чужбине.
Радость жизни исчезла, полковник не знал, что будет завтра, и боялся этого завтра.
Усталость так навалилась на него и давила, что он не в силах был бороться с ней, опустил голову на руки и мгновенно заснул. Сквозь сон он почувствовал, что кто-то приблизился к нему. Тело мгновенно напряглось, каждый мускул пришел в движение. Его рука автоматически опустилась вниз и нащупала ствол автомата, который он прислонил к ножке стола.
Полковник открыл глаза. Рядом стоял старик, хозяин дома, отец зятя и свекор сестры. Он, как всегда, опирался на свой посох, такой же старый и высохший, как и сам старик.
— Салам — алейкум, аксакал, — произнес полковник, вставая и протягивая руку старику. Тот прищурил свои старческие глаза, приглядываясь.
— Это ты, что ли? — в свою очередь спросил старик, не отвечая на приветствие. Услышав ответ, он одной рукой притянул полковника к себе, обнял и поцеловал.
— Может, присядем, аксакал, а то в ногах правды нет, — как можно весело сказал полковник, указывая на скамейку. Старик кончиком клюки отодвинул скамейку, шаркая ногами, подошел, присел на краюшек. Уперев клюку в землю, он положил на нее обе руки, сквозь прищуренные глаза внимательно стал разглядывать пришельца.
Много раз, когда полковник был еще курсантом военного училища, да и потом, когда служил уже офицером и приезжал в гости к сестре, он каждый раз привозил старику красивую трость. Но старик, сердечно поблагодарив его за подарок, пару дней ходил с ней по деревне, демонстрируя дорогой подарок гостя, но потом все равно брал на прогулки свою клюку, вырезанную из старого ствола гранатового дерева.
— Ты надолго к нам или проездом? — спросил старик, рассматривая автомат, лежащий на столе.
— Можно сказать проездом, — усмехнулся полковник.
— А что это у тебя ружье такое маленькое, да и ствола у него нет? — Старик явно хотел завязать разговор.
— Я слышал, что ты, какой-то большой бригадир, там на войне. По телевизору часто про тебя говорят, а ружье у тебя такое маленькое! Что не можешь себе хорошее достать, солидное? Вот я помню, когда армяне в 1915 году напали на азербайджанцев в Баку и потом пошли на Сальяны, к нам на помощь пришли турки. Так у них были такие большие ружья, что приклады доставали до земли, а у их командира Анвяр-паши, на боку висел огромный пистолет, на который все смотреть боялись, а у твоего ружья даже дула и того нет! Как же ты командовать будешь с таким ружьем?
Слова старика вызвали улыбку на почерневшем лице полковника, но он не стал отвечать, зная, что тому, как истинному хозяину, очень хочется разговорить гостя своего дома. Да и про армян, учинивших бойню в Баку и пригородах, полковник слышал от старика раз сто не меньше. Подошла сестра.
— Ты что, киши, проснулся? Дай ребятам отдохнуть с дороги, тебе что, ты можешь и день проспать, а им надо отдохнуть. Дела, то у них военные, — сестра говорила без злости. А сама тем временем расставляла на столе тарелки, соления, хлеб. Прошла во двор, нарвала свежей зелени, помыв под рукомойником, положила на середину стола. Двери веранды открылись, на пороге появился заспанный мальчуган, лет десяти. Это был сын сестры, услышав возню во дворе, он проснулся, так как спал не в доме, а на полу веранды, как и все мужское население деревни.
— Что, дядя приехал, да? — обращаясь к матери, спросил мальчишка, подтягивая большие семейные трусы, которые спадали с его пухлого живота. Он был крупного телосложения, не по годам высокий и упитанный мальчуган.