Караян

На концерте среди слушателей находился администратор Государственного театра города Ульма. Когда он предложил Караяну место дирижера, причем дирижера главным образом оперного, Караян честно ответил, что ему не приходилось еще дирижировать оперой и что ему нужно будет поучиться. Администратор совершенно растерялся. «Ладно, — выдавил он, — приезжайте и учитесь». За королевскую сумму — двадцать долларов в месяц — Караян должен был обеспечить оперными спектаклями население маленького немецкого городка Ульм и, что очень важно, совершенствоваться в дирижерском искусстве. Не прошло и двух месяцев со времени зальцбургского концерта, как Караян уже дирижировал в Ульме оперой Моцарта «Свадьба Фигаро».

Ульм, конечно, не шел ни в какое сравнение ни с Веной, ни с Берлином, ни даже с Кёльном или Дрезденом. В распоряжение Караяна был предоставлен оркестр, который при исполнении оперетт состоял из семнадцати человек, а на оперных спектаклях — из двадцати шести. Сцена своими размерами не превышала большую комнату, а скромные финансовые ресурсы театра требовали от дирижера выполнения самых различных обязанностей, иногда даже поднимать и опускать занавес. Свои репетиции оркестр проводил в местном ресторане, а инструменты доставляли в театр на тележке.

Несмотря на столь удручающие условия, в Ульме Караян получил возможность изучить все винтики оперной постановки, и впоследствии он неоднократно повторял, что подобный опыт необходим молодому дирижеру. Караян также благодарит судьбу за то, что она позволила ему набираться опыта вдали от сцен с мировой славой: последние слишком часто и жестоко обнаруживают незрелость молодых талантов и наносят непоправимый ущерб их дальнейшему творчеству.

Крошечные размеры ульмского театра не помешали, однако, Караяну осуществить такие замечательные постановки, как «Мейстерзингеры»[41] Вагнера и «Саломея»[42] Штрауса. Каждый год Караян дирижировал в Ульме шестью новыми операми, а шесть других он подготавливал к постановке в следующем сезоне. Он также дирижировал опереттой и симфоническими концертами.

Летом, когда театр закрывался, Караян ездил в Зальцбург и смотрел там все фестивальные представления; позднее он стал там репетитором. В Зальцбурге же Караян попал под влияние великого театрального режиссера Макса Рейнхардта[43]. Когда позднее Караян сам начал ставить те оперы, которыми он дирижировал в начале пятидесятых годов, критика неизменно вспоминала имя Рейнхардта в связи с этими постановками.

В период работы в Ульме Караян встретился с человеком, оказавшим самое, может быть, сильное воздействие на его музыкальное творчество, — с Артуро Тосканини. Караян впервые познакомился с дирижерским искусством Тосканини на представлениях «Лючии де Ламмермур» и «Фальстафа»[44], когда в Вене гастролировал театр Ла Скала. Это событие явилось поворотным пунктом его творческого пути.

Ни одна из этих опер не ставилась в Вене уже очень давно, а «Лючию» Караян знал только в переложении для фортепиано. Он считал эту музыку банальной, но гений Тосканини полностью ее преобразил. Она неожиданно оказалась полной прекраснейших мелодий. Этот опыт показал Караяну, как мелодия, которая кажется совсем заурядной на бумаге, вдруг приобретает божественное звучание благодаря незначительному изменению некоторых деталей. Теперь Караян сам научился удивительно тонко расставлять мелодические акценты, но в то время превращение, совершенное Тосканини, казалось чудом. После этого Караян старался попасть на каждое выступление итальянского дирижера, в том числе на его концерты с Нью-Йоркским филармоническим оркестром, прибывшим на свои первые европейские гастроли вместе с Тосканини в 1930 году, а также на его репетиции и концерты в Зальцбурге. В 1931 году он даже проехал на велосипеде 250 миль(!) от Зальцбурга до Байрейта, чтобы послушать, как Тосканини дирижирует «Тангейзером»[45].

После Зальцбурга, где высокий профессионализм оркестра постоянно напоминал Караяну обо всех недостатках его театра в Ульме, Караян стал дирижировать, по его собственному признанию, двумя оркестрами: одним настоящим и другим воображаемым.

Но год проходил за годом, а он оставался в Ульме. В период, когда атмосфера в Германии становилась все более мрачной, когда стране угрожали невероятная безработица и гитлеровский третий рейх, Караяну выбирать не приходилось. Как бы ни тяготил его Ульм, устроиться в другом городе было практически невозможно.

Но в конце концов ему пришлось искать себе новое место. После пяти лет работы в Ульме его неожиданно уволили. Только позднее Караян узнал, что администратор сделал это ради его же добра: он боялся, что Караян застрянет в Ульме навсегда.

Сейчас ясно, что такой способ продвижения его карьеры, каким бы жестоким он ни казался, все-таки дал желаемые результаты. Но тогда это выглядело иначе. В 25 лет Караян вдруг оказался на улице, без видов на работу и провел не одну бессонную и голодную ночь, прежде чем смог устроиться.